Взмахнула булавой, та лязгнула о щит, и удар отозвался в руке до самого плеча. Сойдясь вплотную, попыталась ткнуть его ножом, но лишь царапнула нагрудную пластину. Ответный толчок щитом едва не сбил ее с ног. Сил, когда над головой взлетел меч, хватило только увернуться. Бессмысленно молотя воздух булавой, Монца жадно глотнула воздуха. Меч взлетел снова.

Тут за спиной солдата возник Трясучка с ухмылкой безумца на лице. Сверкнул на солнце окровавленный топор, опустился тому на плечо, расколов броню и плоть. В лицо Монце струей ударила кровь, в уши – захлебывающийся визг. Она торопливо отвернулась, пытаясь утереться тыльной стороной руки.

И первое, что увидела, – бородатое лицо другого солдата под открытым шлемом и несущееся на нее копье. Попыталась увернуться, но острие ударило ее в грудь с такой силой, скрежетнув по кирасе, что Монца отлетела и навзничь рухнула в воду. Солдат, споткнувшись обо что-то на дне, проскочил мимо, вздымая фонтаны брызг. Она успела подняться на одно колено, прежде чем он снова развернулся к ней и занес копье, и вонзила нож по самую рукоять в незащищенное доспехами место у него под коленом.

Он навис над ней с выпученными глазами, разинул рот, собираясь закричать. Монца с рычанием вздернула булаву и ударила его в подбородок. Брызнули осколки зубов и кровь, голова солдата запрокинулась. В следующий миг она нанесла удар по открытому горлу. Он упал. Перекатившись через его тело, она поднялась на ноги. Откинула с лица окровавленные волосы, сплюнула оказавшуюся во рту воду. Огляделась.

Вокруг оставалось еще полно солдат. И пеших, и конных. Но никто не сражался. На нее смотрел Трясучка, стоявший неподалеку с опущенным топором в руке. Почему-то полуголый. На белой коже его запеклась пятнами кровь, в глазнице сверкал под лучами полуденного солнца стальной шарик, эмаль с которого куда-то подевалась.

– Победа! – услышала Монца крик. Увидела, вся дрожа и пытаясь проморгаться, всадника на буром коне посреди реки. Он стоял в стременах, держа высоко на головой сияющий меч.

– Победа!

Шагнула к Трясучке, покачнулась. Он бросил иззубренный топор и подхватил ее, не дав упасть. Она вцепилась ему в плечо правой рукой. В левой по-прежнему сжимала булаву, поскольку никак не удавалось разжать сведенные пальцы.

– Мы победили, – шепнула Монца. Губы сами собой расплылись в улыбке.

– Победили, – сказал он, крепко прижимая ее к себе и отрывая от земли.

– Победили.

* * *

Коска опустил подзорную трубу, поморгал, протер глаза, полуослепшие от того, что один был зажмурен почти целый час, а другой все это время плотно притиснут к окуляру.

– Ну вот. – Он поерзал в капитан-генеральском кресле, подергал штаны, врезавшиеся в потную задницу. – Бог улыбается результатам… так вы, гурки, говорите?

Тишина в ответ. Ишри исчезла столь же незаметно, как и появилась. Коска глянул в другую сторону, на Балагура.

– Великолепное представление, правда, сержант?

Тот оторвал взгляд от своих костей, посмотрел в сторону долины, нахмурился и ничего не сказал.

Своевременная атака герцога Рогонта закрыла брешь в его рядах, сокрушила баолийцев, разметала и обескуражила талинцев. Совсем не этим славился герцог проволочек. И Коске в глубине души до странного приятно было ощущать за случившимся дерзкую руку – а то и кулак – Монцкарро Меркатто.

После того, как угроза на правом крыле миновала, осприанская пехота полностью заблокировала восточный берег нижнего брода. Сипанийские союзники честно и отважно ринулись в бой с не ожидавшим такого подвоха арьергардом Фоскара, выиграли его и заняли западный берег. Добрая половина армии Орсо – вернее, та часть солдат, чьи трупы еще не лежали на склонах, не колыхались, застряв, на отмелях ниже по течению реки и не плыли в море, – будучи пойманной на броде, сложила оружие. Остальные бежали по зеленым лугам на западный край долины. По тем самым лугам, по которым они так гордо маршировали, уверенные в победе, всего несколько часов назад. Их догоняла и окружала осприанская конница, блеща доспехами в лучах яркого полуденного солнца.

– Но все уж кончено, а, Виктус?

– Похоже на то.

– Прекраснейшая часть битвы. Разгром. – Когда громят не тебя, конечно. Глядя на крохотные фигурки, покидавшие брод и расходившиеся по вытоптанной траве на берегу, Коска вспомнил Афьери и внутренне содрогнулся. С трудом удержал на лице беззаботную улыбку. – С хорошим разгромом ничто не сравнится, а, Сезария?

– Кто бы мог подумать? – Тот медленно покачал головой. – Рогонт победил.

– Великий герцог Рогонт оказался весьма непредсказуемым и находчивым господином. – Коска зевнул, потянулся, причмокнул губами. – Такие мне очень по душе. Я уже подумываю о нем, как о нанимателе. Возможно, нам следует помочь с уборкой. – Подразумевалось обшаривание мертвецов, взятие пленных, которых после выкупят или убьют и ограбят, в зависимости от сословного положения. – С конфискацией обоза, не то испортится по такой жаре. – Будет разворован или сожжен раньше, чем они успеют наложить на него латные рукавицы.

Виктус обнажил зубы в ухмылке.

– Я позабочусь о том, чтобы прибрать его в холодок.

– Позаботьтесь, храбрый капитан Виктус, позаботьтесь. Солнце, как погляжу, опускаться начинает, людям давно пора подвигаться. Стыд и позор, коль по прошествии лет поэты скажут, будто Тысяча Мечей участвовала в битве при Осприи и… не сделала ничего. – Коска широко улыбнулся, с чувством на этот раз. – А не перекусить ли нам?

Черный Доу говорил, что лучше битвы бывает лишь одно на свете – побарахтаться после битвы. И Трясучка не сказал бы, что не согласен. Она как будто была согласна тоже. Ждала его, во всяком случае, когда он вошел в комнату, лежа на постели в чем мать родила, подложив руки под голову, раскинув длинные ноги.

– Что так долго? – спросила, покачивая бедрами.

Он считал себя, вообще-то, скорым на язык, но единственным, что в тот момент откликнулось быстро, был его член.

– Я… – Думать о чем-то, кроме рощицы темных волос меж ее ляжками, было затруднительно, и вся злость его утекла, как пиво из разбитого кувшина. – Я… э… – Захлопнув дверь ногой, он медленно двинулся к кровати. – Отвечать обязательно?

– Нет.

Она проворно поднялась и начала расстегивать на нем рубашку с таким видом, словно обо всем они договорились заранее.

– Не могу сказать, что… ждал этого. – Он отодвинулся, почти боясь до нее дотронуться – а вдруг окажется, что это лишь сон?.. Потом провел все же кончиками пальцев по ее нагим рукам, которые мгновенно покрылись мурашками. – Наш последний разговор…

Она запустила руку ему в волосы, притянула к себе. Поцеловала в шею, потом в подбородок, потом в губы.

– Мне уйти?

Снова нежно присосалась к губам.