– Ревность, уже? – пробормотала она, ощутив тошноту при одном напоминании.

– Отчасти. Но что меня беспокоит, так это его ревность. Он – человек, склонный к насилию.

– Потому-то я его и наняла.

– Возможно, настало время уволить. Бешеные псы чаще кусают своих хозяев, чем их врагов.

– А еще чаще – их возлюбленных.

Рогонт нервно прочистил горло.

– Нам это ни к чему, конечно. Он основательно к тебе прилепился. А когда ракушки облепляют корпус корабля, их приходится отдирать, решительно и… безжалостно.

– Нет! – выпалила она куда резче, чем намеревалась. – Нет. Он спас мне жизнь. Не один раз. И рисковал при этом собственной жизнью. Вчера только… и сегодня его убить? Нет. Я перед ним в долгу. – Ей вспомнился запах, заполнивший камеру, когда Лангриер прижала раскаленный прут к его лицу, и Монца содрогнулась. «А должны были – тебе»… – Нет! Я не позволю его тронуть.

– Подумай. – Рогонт медленно двинулся к ней. – Мне понятно твое нежелание, но ты ведь и сама знаешь, что так будет безопасней.

– Благоразумней?.. – усмехнулась она. – Я тебя предупредила. Оставь его в покое.

– Монцкарро, пойми, пожалуйста, твоя безопасность – это все, что меня… ох!

Вскочив со стула, она подсекла его под ноги, схватила за руку, когда он рухнул на колени, завернула ее за спину и, вынудив Рогонта уткнуться лицом в холодный мрамор, уселась на него верхом.

– Ты не слышал, что я сказала «нет»? Если мне понадобится решительно и безжалостно отодрать что-то… – завела его руку еще дальше, и он, не в силах вырваться, вскрикнул, – … я справлюсь сама.

– Да! Ох… Да! Теперь вижу!

– Вот и хорошо. Не заводи больше этот разговор.

Она отпустила его руку. Он перевел дыхание. Затем перевернулся на спину и принялся растирать запястье, укоризненно глядя на Монцу, которая села ему на живот.

– Зачем ты так?..

– Может, мне это удовольствие доставляет. – Она оглянулась через плечо. Член его окреп, уперся ей в ляжку. – Да и тебе тоже, кажется.

– Ну, раз уж ты об этом заговорила… признаюсь, что мне скорей доставляет удовольствие, когда на меня смотрит сверху вниз сильная женщина. – Он огладил ее колени, медленно провел руками по бедрам, покрытым шрамами. – Я вот думаю… не удастся ли тебя уговорить… на меня пописать?

Монца нахмурилась.

– Что-то пока не хочется.

– Может, воды попьешь? А потом…

– Лучше уж на горшок схожу.

– Расточительство. Горшок этого не оценит.

– Вот наберется полный, и делай с ним что хочешь.

– Фу. Это совсем другое.

Монца покачала головой и слезла с него.

– Потенциальная великая герцогиня, писающая на будущего короля. Такого не придумаешь…

* * *

– Ну, хватит. – Все тело Трясучки было в ссадинах, синяках и царапинах. Самый мерзкий порез находился в том месте на спине, куда не дотянуться, чтобы почесать. От пота они не на шутку раззуделись, лишая его всякого терпения. И невмоготу стало от хождения вокруг да около того предмета, который лежал между ними в постели, незамысловатый, как гниющий труп. – Хочешь, чтобы Меркатто умерла, так и скажи.

Она немного помолчала с приоткрытым ртом.

– Ты удивительно прямолинеен.

– Нет, ровно настолько, сколько требуется от одноглазого убийцы. Почему?

– Что – почему?

– Почему ты так сильно желаешь ее смерти? Я идиот, конечно, но не полный. И не думаю, что тебя привлекло мое смазливое личико. Или чувство юмора. Может, отомстить хочешь, за то, как мы обошлись с тобой в Сипани. Всякий захотел бы. Но это только часть дела.

– Немалая часть… – Она медленно провела пальцем по его бедру. – Что меня привлекло… честные люди мне всегда нравились больше, чем смазливые. Но хотелось бы знать… могу ли я тебе довериться?

– Нет. Если бы могла, я бы не слишком подходил для такой работы, верно? – Он поймал ее за палец, выгнул его и притянул ее, скривившуюся от боли, поближе. – Так зачем это тебе?

– Ой! Есть один человек, в Союзе! Тот, на кого я работаю… кто послал меня в Стирию, шпионить за Орсо!

– Калека? – Трясучка вспомнил прозвище, упомянутое Витари. Человека, который стоял за королем Союза.

– Да! Ай!.. Ой!.. – Она взвизгнула, когда Трясучка выгнул ее палец сильнее и отпустил. Обиженно выпятив губу, прижала руку к груди. – Зачем ты так?..

– Может, мне это удовольствие доставляет. И что Калека?

– Когда Меркатто вынудила меня предать Орсо… она вынудила меня предать и его. Иметь своим врагом Орсо я еще могу, раз уж так вышло…

– Но не Калеку?

Она нервно кивнула.

– Только не его.

– Враг пострашней великого герцога Орсо?

– Гораздо страшней. И Меркатто – его цена. Она угрожает разрушить все его тщательно выстроенные планы присоединить Талин к Союзу. Поэтому должна умереть.

Маска безмятежности соскользнула с ее лица. Съежившись, широко открыв глаза, она уставилась куда-то в пространство взглядом тоскливым, измученным и полным страха. Что Трясучке понравилось, поскольку это был, пожалуй, первый честный взгляд, который он увидел с тех пор, как прибыл в Стирию.

– Если я найду способ ее убить, останусь жива, – прошептала Карлотта.

– И твой способ – это я.

Она посмотрела на него. Глаза стали жесткими.

– Ты сможешь это сделать?

– Сегодня мог. – Расколоть ей голову топором. Наступить на лицо и держать под водой, пока не захлебнется. Тогда она его, может, зауважала бы… Но вместо этого он ее спас. Потому что надеялся. До сих пор… Но надежда превращала его в дурака. А ему до смерти надоело выглядеть дураком.

Сколько людей он уже убил? Во всех схватках, мелких стычках и отчаянных сражениях на Севере? За те полгода хотя бы, которые провел в Стирии? У Кардотти, в дыму и безумии? В галереях дворца герцога Сальера? В битве, что кончилась всего несколько часов назад? Два десятка? Или больше? Среди них были и женщины… Он в крови с головы до ног, не хуже самого Девяти Смертей. Вряд ли то, что он добавит к счету еще одного человека, будет стоить ему места среди праведных.

Трясучка скривил губы.

– Мог. – Совершенно ясно, что для Монцы он ничего не значит. Почему же она должна для него что-то значить?.. – Легко.

– Так сделай это. – Карлотта опустилась на четвереньки, двинулась к нему, приоткрыв рот, глядя неотрывно в его единственный глаз. – Ради меня. – Тяжелые белые груди коснулись его груди, потерлись о нее сосками. – Ради тебя. – Красные камни ожерелья легонько стукнули его по подбородку. – Ради нас обоих.