Твой Папá».

Из Финляндии все вместе отправились в Копенгаген. Эта поездка привела к резкому ухудшению в состоянии здоровья Георгия.

Доктора сумели убедить царственных родителей в необходимости безотлагательного климатического лечения. На семейных советах Александр Александрович и Мария Федоровна рассматривали разные места для прохождения лечения сына. Но после неудачи с Алжиром было сложно принять решение о месте, куда следовало отправить Георгия.

Предпочтение было отдано грузинскому селению Абастумани. Врачи уверяли, что мягкая зима, нежаркое лето, горный воздух, сосновый лес окажут свое благотворное воздействие. Среди местных жителей исстари было известно, что в Абастумани имеются целебные горячие источники. На лечение из окрестных сел съезжались на арбах и повозках больные, устраивались в шалашах возле устроенных в земле ванн и лечились, «брали ванны». После русско-турецких кампаний и взятия Ахалциха генералом Иваном Федоровичем Паскевичем в 1829 году об абастуманских водах и уникальных климатических условиях стало известно и военным врачам, состоявшим при русской армии. Они с удивлением отмечали, что лечение раненых в Абастумани происходит гораздо успешнее, чем в других местах. Так в этом горном селении началось строительство госпиталя и дома для врачей и медицинского персонала.

Наверное, немалую роль в выборе места для лечения Георгия сыграло мнение наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича. Именно от Михаила Николаевича и его доктора Адольфа Александровича Реммерта император и императрица во время посещения Боржоми впервые услышали об Абастумани. У доктора Реммерта и был выкуплен участок земли в верхней части селения для строительства дома для Георгия.

4 августа вся императорская семья встречала поезд, который привез из длительного и волнительного путешествия цесаревича Николая. В честь завершения уникального по тем временам путешествия по заказу Александра III фирма Фаберже изготовила в том же году два пасхальных яйца с миниатюрными моделями крейсера «Память Азова» внутри.

После встречи старшего сына императрица Мария Федоровна вместе с Георгием Александровичем, в сопровождении нескольких человек свиты и конвоя, отправилась на Кавказ. 31 августа они добрались до далекого и труднодоступного селения Абастумани.

Лечение строилось на том, что холодный горный воздух сможет победить туберкулез. Весь день цесаревич проводил на воздухе. Спал при открытых окнах круглый год. Завтраки и обеды проходили также на воздухе на террасе в любую погоду. Рассказывали, что приезжавшие в Абастумани военные, не знавшие о таком режиме, простужались и заболевали.

Великий князь Александр Михайлович, посетивший вместе с Ксенией Александровной Абастумани, вспоминал: «Мы спали в комнате при температуре десять градусов ниже нуля под грудой теплых одеял». Окна практически не закрывались круглый год, для того чтобы в помещении всегда был свежий целебный горный воздух. Гостям с непривычки приходилось оставаться в верхней одежде.

Еще до отъезда в Абастумани Александр Александрович и Мария Федоровна приняли решение, что будут отмечать двадцатипятилетие своей свадьбы, то есть серебряный юбилей, в Ливадии. Это событие стало хорошим поводом для Георгия оставить на время место лечения и навестить родителей в Крыму.

В октябре Мария Федоровна отправила в Копенгаген к своим родителям — королю Кристиану IX и королеве Луизе — цесаревича Николая, великих княжон Ольгу и Ксению и великого князя Михаила. Туда же прибыла английская королева Александра, родная сестра Марии Федоровны, и принцессы Мод и Виктория, племянницы русской императрицы.

Из датской столицы вся родня вместе направилась в Крым. Из Копенгагена до Данцига доплыли на императорской яхте «Полярная звезда», затем по железной дороге доехали до Севастополя. Из Севастополя крейсер «Орел» доставил почетных гостей в Ливадию. К их приезду из Абастумани прибыли на торжество Георгий и великий князь Александр Михайлович.

В Крыму император с женой, как всегда, жили в любимом Малом дворце. Остальная близкая родня — в Большом. 28 октября все собрались за праздничным столом.

Цесаревич Николай Александрович записал тогда в своем дневнике:

«28 октября. Понедельник. Радостный день 25-летия свадьбы дорогих Папá и Мамá; дай Бог, чтобы они еще много раз праздновали подобные юбилеи. Все были оживлены, да и погода поправилась.

Утром они получили подарки от семейства: мы пятеро подарили Папá золотые ширмочки с нашими миниатюрами, а Мамá брошку с цифрою 25! Кроме подарков было поднесено много замечательных красивых образов; самый удачный по-моему — это складень от всех служивших в Аничкове до 1881 г.

А. Н. Стюрлер обратился от имени всех с кратким приветствием. Главное, что было приятного в этом торжестве, то, что не было ничего официального, все были в сюртуках, вышло совершенно патриархально! После молебна был завтрак, и тем дело закончилось. Гуляли у берега моря, день был совсем хороший».

Кавказский пленник

Ранней весной 1892 года из Абастумани пришло нерадостное сообщение: у Георгия было отмечено кровохарканье. Состояние здоровья, несмотря на все усилия врачей, продолжало ухудшаться.

Мать и отец очень тосковали по сыну и регулярно направляли ему теплые родительские письма, стараясь поддержать его и скрасить его одинокую жизнь вне семьи и родных. В апреле решили, что Мария Федоровна поедет к сыну на Кавказ.

Сразу после отъезда жены Александр III писал полное грусти письмо:

«Как скучно и грустно оставаться так долго без писем от тебя; я до сих пор не получил твоего письма, которое ты послала из Владикавказа. Из телеграмм твоих я вижу, что ты очень довольна Абас-Туманом и что вы весело и приятно проводите время; радуюсь за вас, но грустно не быть вместе там!

Здесь мы живем тихо, скромно, но невесело.

Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать — дома невесело родителям, да что делать? Так оно в натуре человеческой…»

Вскоре вслед за телеграммами пришли и письма из Абастумани. Мария Федоровна очень жалела своего сына и делилась с мужем опасениями по поводу его состояния:

«Несчастный Георгий, какой же у него ангельский характер, он никогда не жалуется на такую, по сути, ужасную жизнь, которую ему приходится здесь вести. Я уверена, что никогда бы не смогла такого вынести в его возрасте!! И вместе с этим никакой системы, никакого режима, только сквозняки и холод зимой».

Александр Александрович отправлял жене письма почти каждый день.

«Теперь я много бываю один, — писал он 28 апреля 1892 года, — поневоле много думаешь, а кругом все невеселые вещи, радости почти никакой! Конечно, огромное утешение дети, только с ними и радуешься, глядя на них».

И еще: «Бедный Жоржи, много думал о нем сегодня, какой грустный для него день разлуки с тобой и Ксенией, а завтра возвращение в пустой Абас-Туман после столь весело и счастливо проведенных дней с вами! Что за горе и испытание послал нам Господь, быть столько времени в разлуке с дорогим сыном и именно теперь, в его лучшие годы жизни, молодости, веселости, свободы!