прошло полностью — словно волшебное откровение и вправду ее излечило, вот только вместо приятной легкости на душе стало как-то непривычно пусто и еще более одиноко, нежели раньше. Будто удалили все чувства разом, забрав вместе с самыми плохими и ту малость прекрасных, с которыми было так жаль расставаться, оставив после себя равнодушное НИЧТО, тихое и умиротворенное. И все же Рэй была благодарна даже такому исходу. Она бы, наверное, и дальше наслаждалась собственной компанией в тишине, нарушаемой изредка треском огня или отголосками разговора семьи Кливман (которые, верно, давно уже приступили к пикнику и вот-вот пригласят скромную гостью присоединиться). Однако, этого не произошло, а раздалось только где-то совсем рядом, буквально над самым ухом девочки:

— Рэй! Ты чего тут сидишь одна? Присоединяйся к нам, там куча всего интересного и вкусного за столом, уверена, тебе понравится!

Но девочка не сдвинулась с места, и вот Тара присела напротив нее и заглянула в горящие зеленые глаза, пытаясь прочесть подругу по этому самому взгляду. Замерла так на долгую минуту, видимо, делая про себя какие-то известные ей одной выводы, и вскочила, вихрем уносясь прочь и возвращаясь обратно с небольшой тарелкой в руках. Робертсон удивленно приподняла голову, и девочка тут же ответила, не позволяя вопросу слететь с приоткрытых губ:

— Я же вижу, мои родители уже успели тебе наскучить. Да, они такие, особенно папа — что за чушь он успел наговорить, пока меня не было? Наверняка что-нибудь про космос или звезды, или про часы, а может и обо всем сразу. Он очень любит рассказывать, когда его действительно с интересом слушают. Так что? Он чем-то тебя расстроил? Признавайся, ну же, теперь тут только ты и я, нас никто не услышит.

И с невозмутимым видом она уместила между согнутых ног блюдо с десятком тоненьких деревянных шпажек и воздушным зефиром. Вот только Рэйчел не спешила брать принесенное угощение, решив про себя:

«Тебе точно незачем все это знать, Кливленд. Оно… слишком личное, сокровенное, а мистер Кливман… Наверное, это прозвучит глупо и странно даже в моих собственных мыслях, и все же оно должно быть оставлено хотя бы здесь, в голове, вне окружающего мира — мне захотелось поверить ему. По-настоящему понадеяться на то, что в скором будущем все образуется, каждый человек найдет рано или поздно свое счастье, и нет причин винить себя в том, чего на самом деле не существует. Он, сам того не замечая, заставил меня сказать о самом главном и важном, произнести вещи, которые я хотела оставить в секрете и не разглашать вслух; но тебе этого не понять. Когда у тебя есть заботливый отец, рассказывающий по ночам сказки о звездах и дальних странствиях, о приключениях, загадках и самых сложных понятиях во Вселенной — ты чувствуешь себя недовольной, ведь и это способно через какое-то время наскучить. Когда же он начинает от тебя отдаляться, погружаться с головой в работу и выныривать изредка, поглядывая на тебя из-за раскрытой газеты за завтраком — вспоминаешь того, первого, и его замечательные истории вкупе с заботой и лаской. Но самое ужасное и правдивое в том, что, оставшись без отца или иного близкого человека вовсе, в страхе мечешься по сторонам, желая любой ценой вернуть те чудные утренние часы, почувствовать себя любимым, знать в конце-концов, что в этом полном жестокости мире кто-то готов тебя оберегать и помочь, избавив тем самым от гложущего одиночества. Это кажется даже сейчас таким простым — ценить имеющееся — однако, людям не сразу становится понятна истина. Вернее, они осознают ее слишком поздно, как и ты, Тара, поймешь, как хорошо сидеть с родителями у костра и говорить о несущественных мелочах и искренне улыбаться. И несладкий чай с мистером Кливманом на самом деле куда лучше даже самого мягкого поджаренного тобою зефира».

Но вслух Рэй ничего не сказала, а только осторожно взяла одну палочку и, насадив посыпанный сахарной пудрой кусочек облака на острый зубец, поднесла к пламени — зефир начал несколько плавиться до аппетитного нежно-розового цвета. Наконец, не выдержав и пяти минут такого молчания, Тара начала излишне весело:

— Скажи, в вашем доме уже нарядили все к Рождеству? Ну, я имею в виду украшения в виде разноцветных гирлянд, печеные сладости, к примеру, имбирные пряники или шоколадные лапки — вы же наверняка уже начали готовиться к празднику?

Девочка восторженно посмотрела на подругу, ожидая увидеть ту самую исчезнувшую из знакомых глаз искорку и вдвоем уже радостно засмеяться, но Рэйчел улыбнулась слишком грустно. Откусила часть еще мягкого лакомства, чувствуя, как зубы слипаются в единую неразборчивую приторно-сладкую массу, и съязвила:

— Мы больше не празднуем Рождество, Тара. Однажды моя бабушка хотела зажечь свечи и поставить на елку, чтобы сделать красивую памятную фотографию, и случайно уронила горящий огарок себе на платье. Подол тут же загорелся, вспыхнул так, будто прежде был обильно полит бензином — видела бы ты панику в глазах моих родителей и ее суматошные крики!

— А что же ты… — осторожно перебила ее подруга, чавкая своим кусочком зефира и теперь на миг остановившись, чтобы выслушать продолжение истории.

— Я сидела в стороне и уплетала карамельного зайца — по крайней мере, так мне сказала моя мама. Потому мы больше не вспоминаем об этом празднике, каким бы чудесным он ни был.

Снова повисло напряженное молчание, и Рэйчел удивилась даже, сколь правдоподобной ей самой показалась эта смешная история. Она успела нарисовать в воображении и перепуганных, побледневших от беспомощности взрослых, снующих туда-сюда в поисках кувшина с водой или влажной тряпки и кричащую что есть сил старушку, вертящуюся на месте в попытках потушить огонь, и четкие очертания красно-оранжевых языков пламени, вцепившихся в тонкую ткань одежды — все возникло само по себе, словно и вправду случилось пару лет назад в один из декабрьских вечеров в доме Робертсонов. И только настоящая причина осталась спрятанной глубоко внутри маленькой рассказчицы, как одна из самых грязных и неопрятных тайн, которые стыдно говорить кому-либо. Ведь на самом деле все куда проще,

Но ты ведь не скажешь ей, верно? Неужели сможешь признаться в своей выдумке и объяснить, что чудо исчезло незаметно от вас самих, будто вспорхнуло и вылетело в раскрытое окно морозной ночью? Что девочка с нетерпением ждет, из года в год мастеря забавные и трогательные до дрожи подарки, чтобы оставить их на месте несуществующей елки и загадать про себя единственное желание? Ведь мама слегка занята, да и печенье слишком калорийное, чтобы набивать