– Верни. Фотографию. На. Место.

Пронзая его ядом каждого брошенного слова, я готова была кинуться на его лицо и выцарапать глаза.

– Придётся забыть о подобных этому, – заулыбался отец.

– Я скорей забуду тебя.

– Что же ты так, Грейси, ты ведь ничего не знаешь. Ты присядь, я сейчас тебе расскажу, и ты сделаешь правильный выбор.

– Я не собираюсь слушать тебя.

– Оставьте нас одних, – приказывает отец, и Арчер с мамой моментально удаляются, но взгляд первого успевает найти мой и выразить соболезнования. Он знает, что заготовил отец или он просто жалеет меня?

Смотря на своего донора спермы, я не скрываю лютое отвращение к его компании. Нравится ему это или нет, но продам его даже не за сигарету, а отдам даром, и готова сама заплатить, лишь бы избавить себя от его общества раз и на всю жизнь. Вскинув подбородок, я с высоты птичьего полёта, осматриваю идеальный костюм пепельного цвета, золотые запонки с гербом, который он сам себе придумал, отполированные чёрные туфли, следом глаза находят мусорное ведро, где я обнаруживаю разбитую рамку, которую хочу забрать, делая шаг, но рука отца быстро находит мою шею и отбрасывает назад, а его нога пинает мусорное ведро, откуда вываливаются осколки, которые с болью впиваются мне в сердце.

– Ещё раз ты меня тронешь, – шиплю я.

– И что? Прибежит твой мексиканец или испанец, кто он там? Жалкий дворняга, – скалится отец.

– Он испанец, чёртов ты ублюдок.

– Собирай вещи.

– Я не собираюсь менять место жительства.

– Тогда я быстро поменяю твоё мнение.

Поправляя пиджак, отец обращает ко мне глаза, в которых играют знакомые бесы, готовые уничтожить меня. Я и опомниться не успеваю, как рука отца прибивает мою спину к стене, а его ядовитый взгляд находит мой, когда в нос ударяет дежавю.

– Какая досада, если ты успела обзавестись американской мечтой. Придётся оставить её, потому что ты собираешь свои вещи сейчас же и улетаешь с нами. У тебя скоро свадьба.

– Нет, – цежу я.

– Я давал тебе другие варианты выбора? Я сейчас расскажу тебе, что будет дальше, не согласись ты со мной, – скалится он, – хочешь, чтобы твоя дворняга разгуливала на воле?

Холодок пробегает по спине, но я стараюсь держаться и делать вид, словно его слова лишь дешёвый метод управления мной.

– Я лишу его этой свободы, потому что он – убийца, ты трахаешься с убийцей, – продолжает улыбаться отец, – я упеку его за решётку по щелчку пальцев, дополнив биографию новыми пунктами, тебе стоит только дать мне повод. Твой дедуля сжалился, дал шанс, чтобы он отрабатывал наказание, но твой дедуля пустое место передо мной. Поняла? Я уничтожу его физически и морально. Каждый день в клетке он будет молить о том, чтобы ему пустили пулю в лоб. Он будет ненавидеть тебя, а знаешь почему? Потому что будет знать, что это ты отправила его туда. Это ты лишила его встреч с будущим племянником и младшей сестрой. Ты разделила его с семьёй. Ты лишила его свободы. Хочешь?

– Ты не сможешь, он не виноват! – хриплю я, но больше не могу держаться, слёзы выдают меня.

– Разве? Докажи, – скучающе закатывает глаза отец.

Зажмурив глаза, я со всей силы наступаю пяткой от сапог ему на ногу и, вырвавшись, подхватываю пальто. От силы, с которой я распахиваю дверь, краска летит на пол, а сама она чуть ли не сходит с петель.

И я бегу. Бегу без оглядки. Я не знаю ни одного места, где мне могут помочь. Хотя, нет, знаю. Я бегу в тот дом, в котором была лишь дважды.

Кулаки барабанят по входной двери бабушки и дедушки, пока зубы скрипят друг о друга. Слёзы не переставали заливать щеки, пока я бежала, и по пути я успела содрать колени до крови, когда отец прислал сообщение: «В семь в аэропорту». Он знает, что поймал меня, увидел мою слабую сторону, мою уязвимость. Он знает, что я попала в западню, ведь я всегда выбирала защитить кого-то собственной грудью. Но Иви нашла выход, почему его не найду я?

Продолжая стучать, я практически задыхалась и уже отчаялась, когда дверь открылась, а на пороге появилась Скарлет. В следующую секунду я бросилась к ней на шею, в ответ она обвила меня руками, поглаживая по спине.

– Грейс… милая, мне так жаль, он был хорошим парнем.

– Нет… – мотая головой в разные стороны, захлёбывалась я.

– Нет? – удивленный тон бабушки, наконец-то, разбудил моё сознание.

– Отец, он… он знает.

– Что знает, милая?

– О Диего, он угрожает Диего… Он прилетел…

– Прилетел? – раздаётся голос Этана за спиной, а его ладонь ложиться на мою спину, из-за чего я хватаю и сжимаю её с такой силой, что в глазах дедушки мелькают эмоции физической боли, но он ничего не говорит.

Находясь в объятиях бабушки, я крепко держу ладонь дедушки, продолжая заплывать слезами и пытаясь отыскать в себе силы, чтобы успокоится для того, чтобы рассказать им. Оба они доводят меня до дивана, Скарлет остается со мной, продолжая успокаивать меня поглаживанием по спине, а Этан с грохотом начинает поднимать кухню вверх дном, готовя для меня чай с ромашкой и земляникой, как его попросила жена.

– Грейс, расскажи нам, что произошло? – с нежностью в голосе, говорит она, смотря на меня зелёными глазами.

Наполняя легкие кислородом, я закрываю глаза и пытаюсь досчитать до десяти и успокоиться, как меня учил Алан.

«– Закрой глаза, Гри, – улыбается он, держа меня за руку, – это всего лишь матч, всё будет хорошо.

– Это не всего лишь матч! – возражаю я, дыша как паровоз из-за паники и страха.

– Хорошо, это игра. Твоя игра. Сегодня твой день, и ты станешь лучшим игроком.

– Откуда ты знаешь? – всхлипываю я.

– Потому что по-другому быть не может. Закрой глаза и считай до десяти.

Сжав его ладонь, я послушно закрываю глаза и выдыхаю.

– Медленно или быстро?

– Спокойно, я могу помочь тебе. Посчитаем вместе?

– Да, – киваю я.

– Тогда начинаем. Один… два… три…

В один голос с Аланом, я называю порядок цифр от одного до десяти. И к последней, мои нервы послушно встают смирно, позволяя уверенности пробиться вперёд. Когда я открываю глаза, я улыбаюсь лучшему другу, который лучезарно улыбается мне.»

Это воспоминание заставляет меня считать и плакать из-за того, что я больше никогда не увижу эту улыбку. Я больше не открою глаза и не увижу его. Он больше никогда не поддержит меня. Никогда не сожмёт мою ладонь и не скажет, что я всё смогу.

Но это вновь помогает, даже несмотря на то, что я в новых слезах.

Дедушка уже наполнил кружку чаем, протянув её мне. Принимая напиток, я делаю глоток, смахиваю слёзы и начинаю рассказывать им о встрече с отцом на кладбище, упуская письмо Алана, которое покоится в кармане джинс. Мой пересказ звучит слово в слово нашего диалога на кладбище и в кампусе. У меня больше нет страха перед этими людьми, они хотели лучшего для меня, я простила их и начала с чистого листа, как и с Диего. Под завершение, две пары глаз смотрят на меня с ужасом и с печалью.