Пий X усердно трудился и многого достиг. Однако он не оказал никакого влияния на Европу и весь мир в тех сферах, где так ярко проявили себя Пий IX и Лев XIII. Он был слишком тихим, слишком скромным, слишком святым; и сама его святость мешала ему воспринимать оригинальные идеи. Католические богословы в Италии и Франции, Германии и Англии, которые прилагали все силы для того, чтобы освободить религию от пут средневековой схоластики и примирить веру с философскими идеями и потрясающими естественнонаучными, историческими и археологическими открытиями того времени, не просто не встретили у папы симпатии, а, напротив, нашли в нем энергичного и неумолимого врага. В 1907 году он обнародовал энциклику «Pascendi» («Необходимость пасти стадо») объемом не менее чем в девяносто три страницы, в которой осуждал то, что он называл «модернизмом» и «средоточием всех ересей». Современный историк прекрасно охарактеризовал это как «первый выпад, означавший начало не менее как царства террора»[326]. Папа и государственный секретарь Святого престола Рафаэль Мерри дель Валь (англичанин испанского происхождения) самолично одобрили создание организации под названием «Общество Святого Пия V», которая с успехом выполняла роль тайной полиции, оказывавшей давление на либеральные католические газеты, вскрывая письма, даже используя агентов-провокаторов для компрометации либералов. Руководил этой организацией один зловещий церковник монсеньор Умберто Бениньи. Среди жертв «Общества Святого Пия V» оказались архиепископы Парижа и Вены, а также вся доминиканская община Фрибура.

Несмотря на занятость делами церкви, во второй половине своего понтификата папа Пий X со всей очевидностью понимал, что европейские державы неуклонно движутся к катаклизму — к войне, в ходе которой католики неизбежно вступят в бой с католиками и которая, вероятно, принесет больше разрушений, чем какая-либо другая война в истории. Уныние, которое он испытывал в связи с этим, усугублялось сознанием собственного бессилия. Многие полагают, что начало войны в конце июля 1914 года ускорило его смерть: он скончался всего через три недели, 20 августа. Возможно, так и случилось, но папе уже исполнилось семьдесят восемь лет, его мучила подагра, а в прошедшем году он перенес тяжелый сердечный приступ — и, пожалуй, он в любом случае прожил бы лишь немногим дольше.

Даже в области теологии у Пия нашлись недоброжелатели, но никто не сомневался в доброте его сердца. После ужасающего Мессинского землетрясения 1908 года он наводнил Ватикан беженцами задолго до того, как итальянское правительство пошевелило хоть пальцем для них. Он не искал благ ни для себя, ни для своих родственников: его брат оставался почтовым служащим, три его сестры жили в Риме в весьма стесненных условиях; его племянник продолжал служить в качестве обыкновенного приходского священника. Вследствие всего этого он заслужил любовь, несравнимую с той, которую питали к двум его непосредственным предшественникам, и вскоре после его похорон толпы паломников стали стекаться к его могиле в крипте собора Святого Петра. В 1923 году, через двадцать лет после его восшествия на престол, начался длительный процесс его канонизации. Не все проходило гладко: государственный канцлер, кардинал Пьетро Гаспарри, засвидетельствовал, что папа «одобрил, благословил и вдохновил тайную ассоциацию шпионов, следивших за иерархами, а также ведших наблюдения вне церкви… нечто вроде франкмасонства в церкви — неслыханный случай в ее истории!». Но на подобные грешки не обратили внимания, и в 1954 году в присутствии толпы, насчитывавшей 800 000 человек, папа Пий XII официально провозгласил его святым. Он стал первым папой, удостоившимся подобного возвышения, начиная с Пия V, скончавшегося почти четырьмя столетиями ранее[327].

* * *

Последовало шестнадцать голосований по поводу избрания нового папы. Им стал генуэзский аристократ, имевший весьма подходящее имя — Джакомо делла Кьеза[328] (он назвался Бенедиктом XV и правил с 1914 по 1922 год). Ватикан тут же столкнулся с проблемой: появившись на свет значительно раньше срока, он был вопиюще мал ростом. Даже папское облачение наименьшего размера, хранившееся, дабы послужить новому владельцу, висело на нем как занавеска. Говорят, что он повернулся к ватиканскому портному и промолвил с улыбкой: «Caro[329], ты что, забыл меня?» В Болонье, где он занимал архиепископскую кафедру, его называли il piccoletto[330]. Однако тот факт, что его не включили в Священную коллегию сразу после того, как он стал епископом (обычно бывало именно так, но в его случае это назначение намеренно затянули), имел отношение не столько к его росту, сколько к недоверию, которое питали к нему Пий X и кардинал Мерри дель Валь. Наконец он все же получил кардинальскую шапку; это произошло немногим более чем за три месяца до его коронации. Вероятно, Кьеза даже не слишком удивился, когда одной из первых бумаг, попавших к нему на стол, оказался документ — донос на него самого, недавно подготовленный по просьбе его предшественника. Вступив на престол, он тут же уволил своего прежнего начальника, Мерри дель Валя, которому едва дал время собрать бумаги со стола. Затем он отстранил монсеньора Бенини от должности управляющего и ликвидировал его шпионскую сеть, после чего курия вздохнула свободнее.

Понтификат Бенедикта был обречен с самого начала: на него пала тень Первой мировой войны. В условиях, когда столь значительная часть его паствы сражалась по разные стороны фронта, Бенедикт мог занять лишь позицию строжайшего нейтралитета, порицая обе стороны за кровопролитие и прилагая все усилия, чтобы положить конец тому, что он называл «этой ужасающей бойней», путем мирных переговоров. Тем временем он делал все возможное, чтобы облегчить связанные с войной страдания: он открыл в Ватикане агентство по обмену раненых военнопленных (в конечном итоге число обмененных достигло 65 000); убедил Швейцарию принимать на лечение туберкулезных больных вне зависимости от того, в какой армии они прежде сражались; давал материальную помощь в таких масштабах, что Ватикан оказался на грани банкротства[331].