Интересно, что энциклика имела известный успех. Она получила широкую известность в Италии и за рубежом и во многом повлияла на вынужденное решение Муссолини ослабить давление на церковь. Ее должен был прекрасно знать и кардинал Эудженио Пачелли, который в феврале 1930 года стал преемником Гаспарри на посту статс-секретаря папы Пия. С самого начала Пачелли сосредоточил свои усилия на Германии. Он хорошо знал эту страну, поскольку работал нунцием в течение трех лет начиная с 1917 года в Мюнхене и в 1920-х годах в Берлине. Он любил немцев и свободно говорил на их языке, зачастую предпочитая его итальянскому. Кроме того, он знал, что в предвоенные годы Германия перечислила Святому престолу больше денежных средств, чем все остальные страны мира, вместе взятые. Разумеется, с формальной точки зрения Германия не являлась католической страной: в 1930 году католики составляли около трети населения, хотя к 1940 году, после гитлеровской аннексии Саара, Судетской области и Австрии, эта доля возросла до половины. Ни Пачелли, ни Пий XI не питали никаких иллюзий в отношении нацистов, к которым они относились немногим лучше, чем к обыкновенным бандитам; тем не менее они полагали, что национал-социализм есть мощный бастион против коммунизма, который представлялся им гораздо более опасным врагом.

Итак, 20 июля 1933 года в Риме был подписан конкордат с Германией; от имени Пия XI его подписал Пачелли, от имени Адольфа Гитлера — вице-канцлер рейха Франц фон Папен. Католическому духовенству и католическим школам в Германии были дарованы немалые привилегии — в обмен на полный уход католической церкви с ее многочисленными организациями и газетами из активной общественной и политической жизни. Этот уход подразумевал, как и в Италии, ликвидацию политической партии. Когда-то, надеясь обрести взаимопонимание с Муссолини, папа Пий ради этого пожертвовал Народной партией; теперь по настоянию Гитлера Пачелли заявил, что партия Центра (вторая по количеству депутатских мест в рейхстаге, партия, во главе которой стоял священник, монсеньор Людвиг Каас, и которая объединяла в своих рядах подавляющее большинство немецких католиков), насколько это зависело от Ватикана, прекращала свое существование. Дело было должным образом улажено, и монсеньор Каас, который к тому времени окончательно подпал под обаяние Пачелли и редко расходился с ним во мнениях, был вызван в Рим, где его назначили смотрителем собора Святого Петра[337].

Как и в случае с итальянским конкордатом, германский стал объектом серьезной критики в других странах. Католическая церковь могла встать в решительную оппозицию к национал-социализму; вместо этого, отказавшись от всех своих политических прав и морально обязав всех немецких католиков подчиниться нацистским вождям, Пачелли и Пий XI вдвоем расчистили путь нацизму с его отношением к евреям. Согласно записям в протоколе заседания кабинета министров, состоявшегося 14 июля 1933 года, Гитлер хвастливо заявил, что «конкордат предоставил Германии возможность и создал обстановку доверия, которая особенно важна в ходе все нарастающей борьбы против мирового еврейства»[338]. Весь мир обвинял папу в том, что он придал обоим режимам респектабельности и повысил их престиж, — и это он, говоря кратко, действительно сделал. Однако вскоре ему пришлось выразить еще большее недовольство нацистами, чем в случае с фашистами: в первые три года их пребывания у власти, между 1933 и 1936 годами, когда давление, оказываемое нацистами на церковь, постоянно нарастало, папа был вынужден направить германскому правительству не менее 34 нот протеста. Однако примечателен тот факт, что в связи с обнародованием Нюрнбергских расовых законов в 1935 году никакого протеста заявлено не было[339].

Окончательный разрыв последовал в Страстное воскресенье 1937 года, когда энциклику «С глубокой тревогой» («Mit brennender Sorge»), контрабандой доставленную в Германию, тайно напечатанную там на 12 различных типографских станках и распространенную на велосипедах или пешком, зачитали с каждой католической кафедры. Это должно было произойти еще тремя годами ранее; тем не менее даже теперь папа воздержался от обвинения напрямую Гитлера и национал-социализма. Однако смысл энциклики не мог вызвать затруднений — ведь написана она была по-немецки, а не на латыни, как обычно. В ней говорилось, что руководство рейха «посеяло плевелы подозрительности, раздора, ненависти, клеветы, тайной и явной вражды, питаемой из тысяч разных источников и использующей все доступные средства, по отношению к Христу и его церкви».

Особенно интересен 11-й[340] параграф энциклики, поскольку, хотя в нем и отсутствовало по-прежнему осуждение антисемитизма, его цель очевидна. Он подчеркивает значение Ветхого Завета, характеризуя его как «исключительно слово Бога и неотъемлемую часть Его откровения»: «Кто бы ни желал видеть изгнанной из церкви и школы библейскую историю и мудрые теории Ветхого Завета, тот хулит имя Бога, хулит замысел Всевышнего о спасении и делает ограниченной и узкой человеческую мысль, став судьей Божьих замыслов в отношении мировой истории».