В полном молчании они выпили еще, зажевывая вино орехами. Кроме стола, в башне другой мебели не было, но Эйнар садиться на другой его край не стал, привалившись спиной к стене, словно нерадивый часовой. Бастельеро раздавил оставшиеся орехи, легко и смачно хрустя крепкой скорлупой, а потом, после третьего обмена бутылкой, в которой осталось около половины, все-таки спросил:

— Что вы надумали, капитан?

— А это точно ваше дело? — хмуро уточнил Эйнар.

— Ну, если уж именно мне потом утешать Ло, объясняя, почему ее бросил муж, полагаю, мое, — спокойно сказал некромант.

Прежде чем ответить, Эйнар стиснул зубы и напомнил себе, что его собеседник прав. И что он дорого заплатил за это право: долгой дружбой и собственной свободой, отданной королю в обмен на жизнь леди. Так что если кто и может потребовать от Эйнара ответа в намерениях относительно жены, то как раз его светлость Бастельеро.

— Не знаю, — сказал он, отводя взгляд и изнывая от стыда за позорную нерешительность. — Решать все равно ей.

— То есть вы совершенно ни при чем? — холодно осведомился некромант, поигрывая последним оставшимся орехом. — Ну-ну…

— Да перестаньте вы, — с мучительной досадой сказал Эйнар. — Что я могу ей дать? Она достойна самого лучшего, а кто я? Ни собственного титула, ни состояния, ни… Кем я уеду с ней? Навязанным мужем, которого она будет стыдиться?

— Иными словами, вы трусите, — беспощадно сказал Бастельеро.

— Идите к йотунам, — огрызнулся Эйнар. — Я не хочу испортить ей жизнь.

— Точно. Поэтому вы отправите ее туда одну — к злым языкам и завистливым взглядам. Едва-едва оттаявшую, только почувствовавшую себя желанной… Из лучших побуждений согласитесь расторгнуть брак, хотя общество в таких случаях всегда винит женщину — это ведь она не смогла удержать мужа. Очень великодушно, капитан. Конечно, она это переживет. Ло сильная, она снова с головой уйдет в учебу и заботу о семье. Просто окончательно убедится, что обычное женское счастье — это не для нее.

— Хватит, — тихо попросил Эйнар непослушными губами. — Прекратите, Бастельеро. Рядом со мной ей будет еще хуже. Я не смогу сделать ее счастливой.

— Если вы так решите — конечно не сможете. Послушайте, капитан, если бы я считал, что вы безнадежны, я бы не тратил слов. Но я знаю Ло гораздо дольше и лучше, чем вы. Она не из тех женщин, которые нравятся большинству мужчин, ее нужно разглядеть и суметь оценить. Зато она всегда искала в мужчинах не титул и деньги, а ум, честь и надежность. У вас, кажется, всего этого достаточно, кроме ума. Помолчите, я сказал, и послушайте. Вы делаете вид, что оставляете выбор за ней, но самом деле решаете сами, отказываясь от выбора. Или вы ждете, что она кинется вам на шею и попросит не бросать? Кровь барготова, капитан, она дворянка и порядочная женщина. Она ждет вашего предложения, а уж принимать его или нет — вот это и будет ее выбор. Имейте смелость не переваливать ответственность на нее, иначе я подумаю, что вы и вправду не заслуживаете стать мужем Ло.

— А, так вы, значит, думаете иначе? — горько усмехнулся Эйнар.

Орех, то ли брошенный, то ли уроненный некромантом, покатился по столу, и Эйнар накрыл его ладонью.

— Я думаю, — очень серьезно сказал Бастельеро, — что вы пару раз едва не умерли за нее. Так попробуйте ради нее жить. Да, будет нелегко. Двух таких упрямцев еще поискать… Но она знает, кто вы и чего стоите. Капитан, подснежникам не нужны клумбы перед королевским дворцом или золотые цветочные горшки, им достаточно чистой земли, воды и немного тепла. Хотите сделать Ло счастливой — рискните. А нет — так не прикрывайтесь ложью, что заботитесь о ее счастье. Лучше сразу разрубите по-живому, это будет честнее.

Он соскочил со стола и подхватил лютню. Сунул ее под мышку, склонил голову в безупречно изящном поклоне и вышел, легко открыв даже не подумавшую скрипнуть под его руками дверь. Эйнар мрачно посмотрел вслед, чувствуя себя так, словно получил то ли ведро ледяной воды на голову, то ли пару увесистых оплеух. Обидно, стыдно и противно от себя самого. Что он, в самом деле, растекся жидкой грязью… Прав Бастельеро, выпоровший его словами больнее, чем плетью, но честно и справедливо. Если Лавиния захочет с ним расстаться, она расстанется, но ждать этого, не решаясь сделать шаг…

Что-то хрустнуло в руке. Эйнар удивленно глянул на пальцы — из них сыпалась скорлупа последнего ореха… Вот уж точно, сила уму дорогу перешла. А ты думай, капитан, думай… Хватит жалеть себя и глядеть на желанную женщину побитым и выгнанным из дома псом. Да, ты никогда не был хорош в любовных делах, ухаживая попросту и напрямую. Да тебе и ухаживать-то не пришлось особо. Так, привез несколько раз Мари подарки, позвал на танцы — и все у вас быстро сладилось. Но если сейчас ты не оторвешь задницу от теплого места и не придумаешь хоть что-то, способное порадовать твою жену, значит, и вправду ты ее не заслуживаешь.

Недопитая бутылка так и осталась на столе — пусть ее хоть призраки дохлебывают, хоть совы, облюбовавшие стропила под самой крышей. Эйнар ушел из восточной башни, твердо зная, что он дурак. Но у него еще была пара дней, щедро подаренных судьбой, и он собирался потратить их на что-то поумнее, чем плакаться на эту самую судьбу.

Паршивка Нэнси, на которую злиться не стоило, но все равно хотелось, принесла утром шамьет, по-прежнему разыгрывая благовоспитанную горничную. Присела в реверансе, больше не изображая деревенскую неуклюжесть, глянула лукаво и просительно. Ло буркнула:

— Ладно уж прикидываться. Все равно ведь у меня не останешься?

— Не в моей воле, миледи, — совсем по-взрослому вздохнула девчонка. — Разве что вы его величество попросите — может, и отпустит. Он вам сейчас благоволит…

— Благоволит, как же, — фыркнула Ло. — Как поросенку перед праздником: чешет за ушком, а сам о пироге со свининой думает. Капитан еще не вернулся?

— Никак нет, миледи. Но сержант Мерри говорит, чтоб вы не изволили беспокоиться. Мол, у его светлости очень важное дело!

— Дело. Зимой. В горах, — хмуро уточнила Ло, пригубив сладкий густой шамьет, сваренный точно по ее вкусу. — Ну, если он в них умудрится пропасть…

Она осеклась, подумав, что стала суеверной, как деревенская знахарка. Боится сказать или сделать что-то неправильно, спугнуть осторожное недоверчивое ощущение счастья, только-только примеряющееся войти в ее жизнь, как пуганая бродячая кошка, которая присматривается к открытой двери. Там, за дверью, тепло и сытно, там ласковые надежные руки, но кошка слишком долго голодала и мерзла, она не может поверить, что дверь открыли именно ей.

— С чего бы ему пропасть, миледи? — удивилась Нэнси. — Всего-то второй день пошел. Вот если к вечеру не вернется, тогда уж… а все равно никто не знает, куда он поехал. Разве что его светлость Бастельеро попросить поколдовать?

— Нет уж! — решительно сказала Ло. — Дай благие боги, чтобы Маркусу никогда не пришлось искать моего мужа!