— Расспросим, непременно расспросим! — Гауптман подошёл к несчастному Чу.

Он стал показывать знаками, что ему нужно, но Чу только трясся всем телом, очевидно, не понимая, что нужно от него этим людям, нетвёрдо стоявшим на ногах.

— Я говорю, что ему следует рассказать всё толком, — воскликнул Томкинс. — Позвольте мне поговорить с ним... Поверьте, я очень опытен и сумею заставить эту негодную скотину понимать меня... О, в Южной Африке эти негодяи буры разумели всё, когда спрашивал их я... Вот вы сейчас увидите!

Он достал из кобуры револьвер, подошёл к Чу и при ставил ствол к виску старика.

Вид несчастного был жалок. Колени его подгибались, он весь дрожал, слёзы текли из глаз, но именно этот вид вызвал самое весёлое настроение в державших его солдатах. Они так и заливались громким хохотом, глядя на жалкую фигуру своего пленника.

— Спрашивайте, repp Гауптман, прошу вас, и вы увидите, что он сейчас заговорит, — воскликнул Томкинс, но как раз в это время пошатнулся.

Невольно рука, держащая револьвер, сделала движение. Раздался выстрел, и Чу повис на руках у солдат.

— Эх, дьявол! — выругался Томкинс. — Нечаянно нажал спуск раньше времени! Что же нам теперь делать!

— Пойдёмте искать сами, — Гауптман захохотал.

— Что вы? — спросил его товарищ.

— Если вы, сэр, всегда так говорили с бурами, то вряд ли вам удалось чего-нибудь добиться от них, объяснил свой смех немец.

Томкинс сделал недовольную мину.

— Мало ли какие промахи бывают в нашей жизни! сухо заметил он и обратился к солдату. Вы что-то, сэр, желаете мне сказать?

— Я желаю доложить вашей милости, что китаец ещё жив. Ваша пуля только ранила его...

— Ну так что же? Бросьте эту падаль, вот и всё...

— Не будет ли гуманнее добить его?

— Э, не стоит! У нас не хватит пороха, если мы по каждому китайцу будем стрелять дважды... Пусть околевает, как ему угодно... Пойдёмте далее, господа! Позвольте мне обнять вас, достойный товарищ!

И англичанин с немцем пошли вперёд, напевая:

— Любовь — это рая блаженство,

Спешим! Нас красавицы ждут.

Солдаты последовали за ними только после того, как обшарили карманы несчастного Чу.

В самом весёлом настроении они достигли лужайки, где висели трупы несчастных девушек. Ужасное зрелище не произвело на них никакого впечатления.

— И здесь то же самое! — воскликнул Гауптман. — Эти дурочки не пожелали дождаться нас... Я уверен, что они повесились сами.

— Очень умно сделали, что не утопились в колодце! — заметил Томкинс. — Это бы испортило воду! Но не будем терять времени и пойдём далее; я уверен, что наши поиски увенчаются успехом...

— О, и я на это надеюсь вполне! — воскликнул Гауптман. — Идём, дорогой друг, спешим, летим, любовь нас ждёт!

В это время Вань-Цзы и Уинг-Ти кое-как привели Елену в чувство, но девушка сейчас же вспомнила восклицание старого Чу и залилась слезами.

— Где они, где эти бедняжки? Покажите мне их, умоляю вас! — восклицала она.

— Они умерли, Елена! — печально сказал Вань-Цзы.

— Тогда я хочу видеть их тела... О, Вань-Цзы, если вы не поведёте меня к ним, я пойду с Уинг-Ти.

— Нет, я вас не оставлю... Если вам так это желательно, я пойду с вами. Только зачем это ненужное волнение? У вас и без того напряжены нервы...

— Нет, нет! Я так хочу...

Вань-Цзы только пожал плечами.

В голосе Елены слышались нотки, предшествующие истерике, и китаец решил, что он как-нибудь сможет по дороге отвлечь Елену от её намерения.

Они только что вышли, когда из-за кустов вдруг выдвинулись Томкинс и Гауптман.

— Э-э! Что я вам говорил, дорогой друг? — закричал первый. — Взгляните-ка, две китаяночки и даже, чтоб я ослеп, прехорошенькие!

— Да, но с ними китаец!..

— О, такой соперник не опасен. Штыки моих солдат и пули моего револьвера сумеют охладить его пыл! Эй, ребята, успеете на обратном пути обшарить там карманы. Живо сюда!

Елена, увидав европейцев, взвизгнула от радости и бросилась к ним с протянутыми руками.

— Эге, красотка не из дикарок! — воскликнул Томкинс. — Эту мне, а ту вам, герр Гауптман, а ребята сейчас придут и займутся этим молодцом...

— Как я рада, что наконец вижу европейцев! воскликнула Елена, подходя к Томкинсу и не замечая, что делается позади неё.

— И я также рад видеть такую красавицу! — ответил англичанин и, как только она подошла, схватил её в объятия.

Елена дико вскрикнула. Другой крик — Уинг-Ти, к которой подбежал Гауптман, — отвечал ей.

Ловким движением Елена выскользнула из объятий англичанина и, прежде чем тот успел опомниться, ударила его по лицу.

— О, роза-то с шипами! — воскликнул Томкинс. — Но, красотка, всё равно ты от меня не уйдёшь... Всё-таки нужно поторопить ребят!

В то же мгновение раздались проклятия Гауптмана. Это Вань-Цзы с нечеловеческой силой отшвырнул его от Уинг-Ти, а сам кинулся к Елене.

— Вас обидели? — негодовал он.

Девушка тяжело дышала.

— Позор!.. Это — европейцы... — задыхаясь, говорила она. — Это... это — англичане, передовая нация Европы... Ах! Вот они, вот!..

Томкинс и его трое солдат подошли к ним.

— Взять этого негодяя и расстрелять! указал он на Вань-Цзы.

Пятеро здоровых парней — Гауптман успел уже присоединиться к ним — кинулись на китайца, вовсе не отличавшегося большой физической силой.

Елена, схватившись за голову, смотрела на эту безобразную сцепу.

Борьба пятерых с одним (совершенно по-европейски!) продолжалась очень недолго. Солдаты осилили и связали бедного Вань-Цзы, лицо которого было всё в крови.

Но он оставался в полной памяти.

— Сэр, — заговорил он на чистом английском языке. — Выслушайте меня! Эта девушка русская, и вы должны возвратить её родным...

— Это можно будет сделать и завтра! — с циничным смехом отвечал Томкинс. — Но сегодня она моя. На правах военной добычи... Ты же, молодец, вспомни что-нибудь из своего Конфуция, умирать будет веселее... Ребята, целься!

Елена с безумным криком кинулась, надеясь своим телом защитить несчастного, но Томкинс успел перехватить её.

— Успокойся, успокойся, красавица! — смеялся он. — Ты и не представляешь, как мы весело проведём с тобой время! Эй, Гауптман. Вы подождите меня... Ребята, или!

— Как я счастлив, что я — не европеец! — воскликнул Вань-Цзы, но залп грех ружей заглушил его голос.