Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется невероятным, что на таком фоне, на южных землях и прибрежных островах знойного, сухого, скалистого выступа Европы, могла возникнуть цивилизация с такими грандиозными достижениями. Но недостатки суши уравновешивались возможностями моря. «Мы живем вокруг моря, — говорил Сократ, — как лягушки вокруг пруда», и взгляд на карту свидетельствует, что греки действительно жили сетью приморских общин. Платон считал мореплавание одним из величайших достижений человека. Но даже древесину, смолу и парусину сюда приходилось ввозить; ввозился и металл на инструменты строителей кораблей. Поэтому накопление богатства, необходимого для эксплуатации моря, было долгим и трудным процессом.
Погоня за Галатеей: Греция выходит в море
В начале истории, в конце второго тысячелетия до н. э., городская жизнь в Греции из-за опустошительных вторжений почти прекратилась. Кажется, города уцелели лишь в Афинах и Эвбее. Единственные каменные здания (или здания со стенами из булыжников), дошедшие от этого периода, найдены в Эретрии в Эвбее. Большинство греков проживали в хижинах с соломенными крышами и жили за счет разведения коз. Для сельскохозяйственных орудий металла не хватало; там, где возделывание земли практиковалось, основные площади были заняты ячменем: действительно, в этом регионе с его скудной почвой только это скромное растение относительно низкой питательности и могло расти.
В таких обстоятельствах разбогатеть можно было только с помощью ремесла. В Афинах, Коринфе и некоторых других центрах в X веке до н. э. изготовлялись на экспорт красиво разрисованные вазы. Оливки — единственный продукт сельского хозяйства, производившийся в избытке; их давили, получая масло. Так зарождалась торговля, которая вначале связала города на разных берегах Эгейского и Ионического морей, а затем, начиная с IX века, распространилась по всему Средиземному и Черному морю.
Соседние народы считали греческий ячмень непригодным к еде. Но оливковое масло годилось для вывоза, и выращивание олив давало большие преимущества. Оливки стали тайным экономическим оружием эгейцев. Выращивание оливок было сезонным и оставляло много свободного времени для мореплаваний. Оливки могли расти на той же земле, что зерновые и бобы, и на большой высоте, до 2300 футов; индустриализация процесса их выращивания привела к накоплению богатства и возникновению бледного подобия капиталистических торговых отношений.
Почти две с половиной тысячи лет назад Геродот собрал рассказы о ранних мореплавателях. Он, например, рассказывает о Колеосе Самосском, который, пользуясь случайными попутными ветрами, пересек все Средиземное море и мимо Геркулесовых столпов, где встречное течение останавливает море, вышел в Атлантический океан. Он направлялся в Египет, но приплыл в юго-западную Испанию. И здесь обнаружил Эльдорадо греков: подлинную и одновременно фантастическую землю, которую греки называли Тартессом, где Геркулес укротил стада Гериона, а царь этих мест, как говорили, прожил сто двадцать лет. «Этот рынок, — сообщает Геродот, — в то время совершенно не использовался», несмотря на богатые шахты: медь на берегах Рио-Тинто, золото, серебро и железо, сосредоточенные в пиритовом поясе.
Поэтому, вернувшись в свою страну, моряки из Самоса получили за свои товары больше прибыли, чем любые греки, о которых мы знаем, кроме Состратоса из Эгины, но с ним не сравнится никто. Они плавали на круглых торговых судах, но моряки из Фокеи, открывшие Атлантический океан, совершили то же самое плавание на пятидесятивесельном корабле[925].
В VIII веке металлические орудия позволили земледелию стать более эффективным, но последовавший рост населения сделал потребность в пище и земле еще более настоятельной. Греки стали не только торговцами, но и колонистами: их поселения протянулись до плодородных почв Сицилии, где выращивают пшеницу, до южной Италии и до северных берегов Черного моря, а затем и до богатых рынков в тех краях, где сегодня расположены Франция и Испания[926]. На протяжении VII века многие из этих колоний превратились в самостоятельные внушительные города. Между тем о развитии торговли свидетельствует введение в это время в большинстве греческих городов монетной системы и строительство больших кораблей новых типов. Хотя греческие авторы склонны были идеализировать трудное сельскохозяйственное прошлое, они понимали, что торговля — это жизнь их общества. Многие писатели включают в число героев купцов и мореплавателей — нечто немыслимое для Китая того же периода, где ценились только крестьяне, воины и ученые.
Однако зов моря ощущался не повсеместно: спартанцы обычно предпочитали оставаться дома и создавать империю на соседних территориях. Это, однако, была лишь одна из эксцентрических особенностей лакедемонян, не одобрявшихся богами: пару спартанских империалистов, которые собирались основать город вблизи Коринфа, в 706 году оракул на правил «в Сатирион, в воды Тараса, в гавань слева, в место, где козы любят соленую воду и, когда пьют ее, обмакивают в нее кончики седых бород. Здесь постройте Тарентум»[927]. В других центрах обычное стремление империализма — распространяться далеко за свои границы. Колонии основывались с благословения богов и по советам оракулов, особенно жрицы из Дельф. В этом святилище божественные прорицания произносились в эффектном театральном оформлении: трон на трех ножках в виде извивающихся змей поднимался из дымящейся пещерной пропасти — и оракул рекомендовал колонизацию в совершенно неожиданных местах. Основатель Кротона отправился в Дельфы в поисках средства от бездетности, вовсе не собираясь основывать колонию. В 720 году халкидянам велено было основать колонию, чтобы избежать голода. В 640 году жителям Родоса было указано основать колонию на Сицилии и разделить ее с критянами. Основателя Гераклеи на Сицилии осуждали за то, что он не стал проводить обычной подготовки к консультациям с оракулом. Обычно основание колоний связывали с советами оракула, потому что указания Аполлона гарантировали легитимность и продолжительность существования[928]. Основание колоний настолько стало для греков образом жизни, что один из героев пьесы рассуждал о возможности основать колонию на небе. «Дело не в том, что нам опостылел наш город, — говорит будущий колонист, — потому что наш город великий, в нем всякий может потратить свои богатства и заплатить штрафы и налоги». Аристофан знал, как заставить аудиторию посмеяться над собой[929].
Поскольку греческий мир расширялся в сторону моря, а не суши, колонии сохраняли морской характер того мира, из которого пришли, и мира известных им соседей. Обычно колонии размещались на сильно изрезанных берегах[930]. Однако со временем они могли утратить сходство со своим прежним домом, поскольку колонистами обычно становились отбросы общества, преступники, изгнанники и незаконнорожденные: типичные маргиналы, создающие новое общество, а вовсе не имперские паладины, воссоздающие Грецию за морем[931]. В некоторых местах жизнь начинали с того, что укрывались в ямах[932]. Но ностальгия, потребности торговли и недостаток воображения — все это вместе заставляло колонистов держаться привычных связей и обычаев, воспроизводя вкусы Греции, повторяя ее чувства, постоянно принимая посетителей из нее. В Навкратисе в дельте Нила, провозгласившем себя «полисом», стояли — наряду со святилищами других греческих культов — храмы Геры Самосской и Аполлона Милетского, ионические портики[933]. Обилие в VI и V столетиях чаш, преподнесенных по обету Афродите, свидетельствует о большом количестве посетителей из Греции — секс-туристов, привлеченных в Навкратис похвалой Геродота местным проституткам; возможно, одна такая чаша принадлежит самому Геродоту, если не его тезке; здесь бывали и серьезные путешественники, например Аристофан и Солон, приезжавшие в Египет по делу или в поисках просветления при знакомстве с великой цивилизацией[934].