Купцы стали пионерами делового империализма: они уходили в море или временно поселялись за морем, в то время как элита, мандарины, предпочитала сушу и ее возможности. По мнению мандаринов, конфуцианскую утопию должны обеспечивать труды многочисленного мирного крестьянства. Ученые-бюрократы относились к морским плаваниям с подозрением, потому что те уводили ресурсы из империи и могли привлечь к стране внимание потенциально опасных варваров. Поэтому тексты средневекового Фучжоу говорят о достижениях купцов уклончиво: более престижной и соответственно более популярной темой были победы кандидатов Фучжоу на экзаменах. Победы бизнеса оставались невоспетыми. Когда в конце XIII века хан Хубилай мечтал о переносе монгольского воинственного империализма на море, большую часть кораблей и моряков поставил ему Фучжоу. Замысел «захватить четыре моря» провалился, но экспедиции с целью завоевания Явы и Японии свидетельствовали о победе при дворе экспансионистской стратегии вопреки благоразумной политике в конфуцианских традициях. Эти экспедиции помогли также расширить взгляд китайцев на мир, побуждали накапливать географические и этнографические данные о далеких странах и начать эру, которая длилась по крайней мере до конца XIV века и во время которой заморские плавания отлично уравновешивали традиционный китайский изоляционизм.

Судя по остаткам гавани, Ханчжоу в свое время получал грузы ароматической древесины, пряностей, приправ и благовоний с Явы, из Кхмера, Аравии и восточной Африки[913]. В городе были иностранные кварталы, как в столицах страны времен династий Тан и Сун, здесь селились купцы-чужеземцы. Общины иностранцев избирали собственных предводителей, торговали на своих рынках и молились в своих мечетях и церквях. А общины выходцев из Фучжоу процветали за морями, хотя в документальные свидетельства не попадали до конца XIV века, до тех пор, пока смена династии и политики не привлекла к ним внимание. Когда в 1368 году династия Мин запретила заморские плавания, это заставило китайцев Палембанга, например, остаться за морем и заняться пиратством и контрабандой.

В начале XV века короткое время казалось, что заморская торговля может стать государственным делом, а жители Фучжоу — основными специалистами в этой области и участниками[914]. Император Юнлэ был одним из самых агрессивных и нацеленных на море правителей в истории Китая. Инструментом удовлетворения его морских амбиций стал евнух-адмирал Чен Хо, который командовал первой океанской экспедицией «кораблей-сокровищ» в 1405 году. Экспедиция была рассчитана на то, чтобы унизить элиту ученых и возвысить соперничавшие с ней лобби: группу евнухов, стремившихся к власти; купцов, которые хотели получить защиту и поддержку на море в своих заморских предприятиях; империалистов, желавших возобновить программу завоеваний времен Хубилая; религиозный истеблишмент, который хотел отобрать у ученых-управителей право распоряжаться средствами и потому одобрял новые предприятия.

Ряд морских экспедиций, которые продолжались с перерывами до 1433 года, захватывал Индийский океан до Джидды, Ормуза и Занзибара. В результате двор заполнился экзотическими приношениями и приобрел фантастический зверинец из животных, которые, как предполагалось, предвещали добро: жирафов, страусов, львов, леопардов, зебр, антилоп, носорогов и существ, напоминающих белого тигра с черными пятнами, которые не едят мясо и питаются травой. Эти животные побуждали ученых рассуждать о «различиях» в мире. Они свидетельствовали перед варварами о силе Китая не меньше, чем свержение династии в Шри-Ланке и тирана на Суматре, наказание пиратов и превращение Малакки из рыбацкой деревни в великое торговое царство. На стеле, воздвигнутой в Фучжоу в 1432 году Чен Хо, выражена вера в науку и империю:

Но стремление проявить силу за океаном ненадолго пережило императора Юнлэ. При дворе снова получили власть ученые-управители и конфуцианские идеи, и купцам Фучжоу, к их досаде, оставалась лишь отведенная законом прибрежная торговля; но, используя недочеты в системе официальной бдительности, они организовали эмигрантские колонии в Малакке, на Борнео и в Японии. Когда в 1567 году ограничения были сняты, подпольный империализм Фучжоу готов был развернуться в полную силу. К 1580-м годам Манилу (там к 1603 году, когда китайский квартал потряс первый погром, жило двадцать пять тысяч китайцев) ежегодно посещали не менее двадцати кораблей из Фучжоу; однако в течение двух десятилетий было восстановлено прежнее количество. Здесь, на территории, номинально принадлежавшей Испании, и в голландской торговой Батавии истинными колонистами были китайцы, которые селились в больших количествах, развивали экономику и обогащали местные общины своими средствами. В популярной шутке XVIII века Манила для выходцев из Фучжоу была «вторым домом»[916]. Наряду с официальной «данью», ежегодно поступавшей в Фучжоу с островов Рюкю: тридцатью разновидностями золотых колец, пятьюдесятью семью видами сырья для производства благовоний, животными семнадцати редких видов, включая белых обезьян и попугайчиков с Формозы (Тайваня) — шла частная торговля менее экзотическими товарами: купцы ввозили соломенные циновки, бумагу, стеклянные бутылки, грубые ткани, нарезанных кубиками креветок[917].

Подгоняемые бедностью или алчностью, жители Фучжоу тысячами переселялись в Корею, Японию и на архипелаги юго-восточной Азии. Среди переселенцев были и капиталисты, например деревенские старосты, в чьих руках сосредоточивался капитал инвесторов, и отчаянные мелкие торговцы, как Ли Чан, который в 1544 году рассказал корейским властям, что бежал из родной деревни, пораженной засухой. «Откуда нам было взять даже простую пищу? У нас не было выбора, пришлось уйти в торговлю, построить лодку и начать торговать с малой прибылью. Ради нескольких мгновений счастья я и моя семья сели в небольшую хрупкую лодку, чтобы пересечь широкий неведомый океан. Легко умереть от солнечных ожогов на гигантских волнах… Огромные валы вздымаются до небес, но мы вынуждены рисковать и идти дальше»[918]. Конечно, этот торговец-нелегал несколько преувеличивал опасность своего занятия. К концу столетия риск торговли заметно снизился, и появился обширный класс нуворишей.