Однако ее уверенность улетучилась, едва они доехали до конюшен Киворд-Стейшн. Фрэнк Уилкенсон принял у них коня. Он вместе с несколькими другими пастухами пил виски, и теперь все без исключения таращились на коротенькую юбочку Глории. Девушка покраснела. Джек снял куртку и отдал ей.

— Надо было сделать это раньше, — с сожалением произнес он. У него был и платок, чтобы стереть с нее моко, но они не подумали об этом. И сейчас им оставалось только красться через кухню в надежде, что Гвинейра их не заметит.

Однако та стояла в проходе, ведущем в хозяйственные помещения. На ней было то же самое домашнее платье, что и днем, и выглядела она удрученной. Гвинейра никогда прежде не казалась Джеку настолько старой. А еще он заметил на ее щеках следы слез.

— Кого это ты мне привел, Джек? — строго спросила она. — Невесту-маори? Я же пошутила. Не нужно было ее похищать. Она ведь при первой же возможности сбежит обратно к своему племени. — Гвинейра отстранилась от сына и обернулась к правнучке: — Вы что, не могли пригласить меня, Глория? Разве мы не можем отпраздновать здесь? Ты так сильно ненавидишь меня, что я должна узнавать о свадьбе своей внучки от кухарки?

Джек нахмурился.

— Кто говорит о свадьбе, мама? — мягко поинтересовался он. — Глория всего лишь собиралась принять участие в танце. Но потом передумала. Когда я встретил ее, она шла домой.

— Ты всегда ее выгораживал, Джек, — сказала Гвинейра и отстранилась от него, а он, в свою очередь, предупредительно встал между ней и девушкой. — Ну хорошо, Глория, как ты это себе представляешь? Ты будешь жить с Вирему здесь? Или в лагере? Покроете дом тростником, как лачугу Хелен, когда племя заберет его себе? Впрочем, сначала нужно спросить согласия Куры. Пока еще земля принадлежит ей.

Глория встала напротив бабушки, и в глазах ее снова вспыхнули ярость и безумие, которые наполняли ее, когда она бежала из лагеря маори.

— Это принадлежит мне! Только мне! Пусть Кура Мартин только попробует отнять это у меня! И дом не будет принадлежать никому другому, бабушка! Я ничья невеста. И не буду ничьей женой! Я… — Казалось, она хотела сказать что-то еще, но развернулась и побежала прочь — второй раз за день.

Джек вдруг почувствовал ужасную усталость.

— Что ж… тогда я пойду к себе, — натянуто произнес он.

Гвинейра вперила в него полный отчаяния взгляд.

— Да, иди к себе! Все идите! — накинулась она на него. — Иногда мне кажется, что это уже слишком, Джек! Да, это уже слишком!..

Назавтра ни Джек, ни Глория не вышли к совместному завтраку. Гвинейра, которой было стыдно за свою вспышку, узнала от Кири, где эти двое. На этот раз они поменялись стратегиями: Глория сидела в своей комнате и, судя по всему, занималась тем, что разбивала или рвала на мелкие кусочки все свои работы в стиле маори. Джек же поехал кататься и провел день у круга каменных воинов. У Гвинейры было достаточно времени, чтобы выяснить, что на самом деле случилось в марае в О’Киф-Стейшн. Кири и Моана охотно делились новостями.

— Тонга хотел женить Вирему. Объявил всему племени. Только не Глори и не Вирему. Они не хотели.

— Вирему хотел! — поправила Моана.

— Вирему хотел мана. Но он трус… Глория очень злится, потому что…

— Наверное, он не делить с ней ложе, — заявила Кири и ухитрилась при этом покраснеть. Пятьдесят лет в доме пакеха изменили ее представления о морали. — А только делать вид…

Гвинейра прокляла свое недоверие. Нужно было хотя бы выслушать, что скажет Глория. Поразмыслив, она решила проявить великодушие и извиниться перед внучкой. Когда девушка спустилась к ужину — в том костюме старой девы, в котором она встретила Гвинейру в Данидине, — она торжественно выразила свое сожаление:

— Я так испугалась, Глори. Я думала, что ты поддалась на уловки Тонги. Кура тогда едва не попалась…

Глория скривилась.

— Я не Кура! — зло сказала она.

Гвинейра кивнула.

— Я знаю… пожалуйста… Мне очень жаль.

— Все в порядке, — успокаивающим тоном произнес Джек.

Отношения между двумя женщинами почти пугали его. Казалось, Глория винит Гвин во всех своих бедах. Он задумался над тем, что могло случиться с девушкой. Сколько же она путешествовала одна? После долгих размышлений ему удалось вычленить из ее реакции главное: она наверняка пережила свою собственную войну.

— Нет, не в порядке! — крикнула Глория. — Не говори за меня, Джек! Все будет в порядке, когда об этом скажу я… — Она запнулась, а потом, помолчав, натянуто произнесла: — Все в порядке.

Гвинейра перевела дух.

После ужина она задержала девушку, которая хотела уйти в свою комнату.

— Тут пришло кое-что для тебя, Глория. Посылка от твоих родителей. Она пришла пару недель назад.

Глория фыркнула.

— Мне ничего не нужно от родителей! — зло сказала она. — Можешь отправить обратно.

— Но это же письма, дитя, — удивилась Гвин. — Кура написала, что пересылает твою почту. Наверное, агентство, куда приходили письма, переправило их в Нью-Йорк.

— Кто мог мне писать? — мрачно поинтересовалась Глория.

Гвин пожала плечами.

— Я не знаю, Глори, я не вскрывала почту. Может быть, ты все-таки просто посмотришь? Сжечь всегда успеешь.

Ближе к вечеру Глория разожгла огонь перед конюшнями и бросила туда свой праздничный маорийский наряд.

В комнате она вскрыла посылку. Первое выпавшее из нее письмо было распечатано. Наверное, Кура читала его. Глория посмотрела на адрес отправителя:

Рядовой Джек МакКензи, АНЗАК, Каир.