этом говорил уже, распределён был, закончив институт, в Красноярский край, хирургом в железнодорожную больницу станции Иланская. Уехал в такую даль, опять же вопреки всему. И профессия хирурга, казалось бы, менее всего подходила мне, принимая во внимание всё, что говорил я о своих причудах в начале этого рассказа. Конечно же, за годы учёбы ко многому сумел я привыкнуть, где-то заставлял, пересиливал себя, что-то само собой со временем изживалось. Привыкал, как моряк с плохим вестибулярным аппаратом к морской качке. Более всего способствовало этому, что после третьего курса – мама уже вышла на пенсию, мизерную, – работал я медбратом в онкологическом диспансере, где про все мои физиологические выверты поневоле забудешь. К тому же два последних студенческих года занимался в кружке на кафедре факультетской хирургии. Хуже всего привыкал я, да так и не смог, не сумел привыкнуть, к запахам, отравляет мне это жизнь до сих пор. Но тут уж, как говорится, никуда не денешься. И ещё к одному – к чему, впрочем, и привыкать не хотел, и не привыкну уже, видать, никогда.

Это поразило всех маминых соседей, когда я в отпуск приехал домой. А в том нашем старом двухэтажном доме все соседи знали друг друга, скрыть что-либо было невозможно, двери не закрывались. И по такому случаю мама купила на базаре курицу. Живую. Объяснила мне, озадаченному, что живая стоит дешевле, чем куриная тушка. Я знал, что мама курицу не зарежет, сказал ей сразу, что я тоже не смогу. С детства осталось у меня в памяти, что такие услуги, и не только маме, но и другим соседям, оказывает дворничиха. Причём делает это с большой охотой. И я, когда она, держа в одной руке за связанные лапки вниз головой заполошно кудахтавшую курицу, а в другой большущий нож, выходила во двор, мгновенно убегал подальше. Но оказалось, что она заболела, мама пошла по соседям искать ей замену. Дело происходило днём, мужчины были на работе. И все, к кому мама обращалась, дивились, что не поможет ей в этом приехавший сын, хирург, о чём, разумеется, прекрасно знали. Что, вообще-то, не удивительно, учитывая репутацию, какой пользуются в народе врачи такой специальности, «которым только бы резать». Проблема эта в конце концов разрешилась, а я случайно услышал разговор мамы с одной из этих соседок. Та обиняками, чтобы не обидеть маму, дала ей понять, что или со мной что-то не в порядке, или зачем-то морочу я голову и маме, и всем остальным, выдавая себя за хирурга. Вспомнил сейчас об этой истории потому, что не забылся мне мамин ответ. Принципиального значения он не имеет и вообще более чем спорный, но всё же. Мама возразила ей, что всё как раз наоборот: врач, не желающий причинять мучения не только курице, любому живому существу, уж к человеку-то наверняка отнесётся со всем, на какое способен, состраданием. Защитила меня. А я потом прикидывал, откажется ли зарезать курицу кто-либо из тех, каких я знаю, врачей, прежде всего уже опытных, маститых, не мне чета хирургов. Счёт получался явно не в мою пользу и преференций никаких мне не давал, хоть и вовсе не обязательно мои предположения соответствовали истине, потому что никогда и ни с кем я об этом не заговаривал. Правда, подавляющее большинство этих хирургов были мужского пола, что нарушало чистоту эксперимента. Но всё это не более чем досужие размышления, просто связаны они с мамой. Тем более что знавал я врачей, и тоже не обязательно хирургов, которые нежно, даже любовно относились к животным, но больные старались к ним не попадать. Всего лишь, как стали все повторять после выхода знаменитого телесериала, информация к размышлению.

Способность на поступок, вообще рискнуть, отчётливей всего проявляется в экстремальных ситуациях, это прописная истина. Мама была трусиха. Слово, может быть, не самоё удачное, в той же мере отнести его можно к большинству, думаю, женщин, и тоже из области физиологических особенностей организма, тем паче организма женского. Во всяком случае, боялась мама мышей, пауков, тараканов, собак, темноты, хулиганов, пьяных, дальше перечислять не имеет смысла – стандартный джентльменский, пусть и парадоксально звучит это, относясь к женщине, набор. Разве что у мамы выражено это было очень уж рельефно. Военкомат отрядил меня на двухмесячную стажировку в Ленинградскую военно-медицинскую академию – я тогда жил уже в Красноярске. Сопротивлялся я этому как мог, поскольку, кроме всего прочего, старший мой сын был тогда совсем ещё маленьким, к тому же постоянно и тяжело болел, страшно было оставлять с ним без себя жену на такой долгий срок. Но отвертеться не удалось, на помощь приехала мама.

О том, как всё это было, мне потом рассказала жена. Мы жили на втором этаже большого дома «сталинского» образца, с толстенными стенами, высоченными потолками и окнами. Наш второй этаж не многим уступал по высоте третьему в новостройках. Говорю так подробно потому, что существенно это для случившегося. Рядом с нашей была комната соседки, незамужней привлекательной девушки. Той ночью мама с женой проснулись оттого, что кто-то лез к ним в окно. Скупого уличного света хватало, чтобы разглядеть, что это какой-то мужчина. Тепло было, спали они с распахнутым окном, что позволительно при таком расстоянии окон от земли. У смертельно испугавшейся жены достало сил метнуться к выключателю, зажечь свет. В проёме окна стоял здоровенный парень с каким-то странным, застывшим лицом и выпученными глазами.

– Что вы здесь делаете? – нелепо спросила жена.

Он молчал, по-прежнему диковато озираясь.

И тут вмешалась мама. Поднялась, встала рядом с женой, тронула её за плечо:

– Спокойно, доця, спокойно. – А потом решительно, воинственно ему: – А ну убирайтесь отсюда обратно, негодяй! Иначе сейчас здесь будет милиция!

И тут он, наконец, заговорил, сказал:

– Как обратно? Я же не могу, я разобьюсь.

– Ничего, – несколько осмелела жена, приободрённая и маминой поддержкой, и тем, что не выказывает тот агрессивных намерений. – Как забрались, так и выберетесь! Вы зачем сюда влезли?

– Я-а… – затянул тот, – я… – И назвал имя той соседки.

Похоже было, что не врёт. По крайней мере, делалось понятным, как могла возникнуть эта дурацкая ситуация: перепутал он, вскарабкавшись по трубе в темноте, окна. К тому же видно было, как сам он ошарашен, сбит с толку всем происходящим. Если, конечно, не обладал отменными актёрскими способностями. На несколько секунд зависла выжидательная тишина, первой нарушила её мама. Пошла на него, маленькая, с растрёпанными седыми волосами, в длинной ночной рубашке. Он, вероятно, подумал, что она вознамерилась столкнуть его