А потом его взгляд невольно устремился к пустому дверному проему.

16

Привлекательная женщина лет тридцати пяти с гладкими каштановыми волосами до плеч отделилась от толпы посетителей, толкущихся в Большой ротонде музея, застучала каблучками, направляясь к широкой центральной лестнице, поднялась на второй этаж и прошла по гулкому мраморному коридору к двери, обрамленной красиво подсвеченными живописными изображениями петроглифов анасази[468]. Она помедлила, сделала глубокий вдох и вошла в дверь. Метрдотель за небольшой деревянной стойкой выжидательно посмотрел на нее.

— У меня заказан столик на двоих, — сказала женщина. — На фамилию Грин. Марго Грин.

Метрдотель сверился с экраном компьютера:

— Да, конечно, доктор Грин. С возвращением. Ваш визави уже здесь.

Марго последовала за метрдотелем, лавирующим между столиками с льняными скатертями. Она оглядела зал, у которого была занятная история. Первоначально здесь находился зал захоронений народа анасази, наполненный десятками индейских мумий в их исходных согнутых положениях, а также бесчисленными одеялами, керамикой, наконечниками стрел, похищенными в конце XIX века из аризонской Пещеры мумии и других доисторических захоронений. Со временем зал стал причиной протестных настроений, и в начале 1970-х годов большая группа индейцев-навахо приехала в Нью-Йорк пикетировать музей — они возражали против такого, по их мнению, осквернения могил. И тогда зал без лишнего шума был закрыт, а мумии удалены. Так он и оставался пустым несколько десятилетий, пока два года назад кто-то из высокопоставленных прогрессивно мыслящих администраторов не понял, что это место идеально подходит для шикарного ресторана, обслуживающего дарителей, персонал музея и хранителей с важными гостями. Ресторан получил название «Чако», в нем сохранились очаровательные старые настенные росписи, украшавшие первоначальный зал в стиле ритуальных сооружений древних анасази, но без мумифицированных останков. Одна перегородка (подделка под глинобитную стену) была удалена, благодаря чему открылись громадные окна, выходящие на Мьюзеум-драйв, сиявшую в ярких солнечных лучах.

Марго с удовольствием посмотрела на окна.

Из-за столика навстречу ей поднялся лейтенант д’Агоста. Он почти не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз, разве что похудел немного, стал спортивнее да волосы у него чуть поредели. То, что его нынешний вид остался таким же, каким его хранила ее память, задело какие-то благодарные и грустные струны в ее душе.

— Марго, — сказал д’Агоста, и они обменялись рукопожатием, которое перешло в объятие. — Как я рад вас видеть.

— И я тоже.

— Вы прекрасно выглядите. Спасибо, что нашли время сразу же приехать.

Они сели. Накануне д’Агоста вдруг ни с того ни с сего позвонил ей и попросил встретиться где-нибудь в музее. Марго предложила «Чако».

Д’Агоста огляделся:

— Это место здорово изменилось с того времени, как мы здесь познакомились. Кстати, сколько лет назад это было?

— Музейные убийства? — Марго задумалась. — Одиннадцать лет. Нет, двенадцать.

— Невероятно.

Официант принес им меню с изображением Кокопелли[469] на обложке. Д’Агоста заказал охлажденный чай, Марго тоже.

— Итак, чем вы занимались все это время?

— Я теперь работаю в некоммерческом медицинском фонде в Ист-Сайде. В Институте Пирсона.

— Вот как? И что вы там делаете?

— Я этнофармаколог. Оцениваю ботанические лечебные средства исконных народов, ищу, что можно использовать для разработки лекарств.

— Звучит захватывающе.

— Так и есть.

— По-прежнему преподаете?

— Нет, с этим я покончила. Сейчас я могу помочь тысячам, а работая преподавателем — одному классу.

Д’Агоста снова пробежался взглядом по меню.

— Уже нашли какое-нибудь чудодейственное средство?

— Самое серьезное, над чем я работала, — это вещество в коре дерева сейба, которое может помочь при эпилепсии и болезни Паркинсона. Майя используют эту кору при старческом слабоумии. Проблема в том, что на разработку нового лекарства уходит целая вечность.

Официант вернулся, и они сделали заказ. Д’Агоста посмотрел на Марго:

— По телефону вы сказали, что регулярно бываете в музее.

— Раза два-три в месяц, не реже.

— С какой целью?

— Печальная правда состоит в том, что естественная среда обитания интересующих меня растений катастрофически сокращается: леса вырубаются, площади выжигаются и распахиваются. Один Господь знает, сколько потенциальных средств излечения рака исчезло за последнее время. В музее лучшая в мире этноботаническая коллекция. Конечно, когда ее собирали, обо мне не думали — просто ученых интересовала туземная медицина и магические лечебные средства племен, обитающих в разных уголках мира. Но это точно согласуется с моими исследованиями. В коллекции музея есть растения, которых больше не существует в природе. — Она замолчала, напомнив себе, что не все разделяют ее страсть к этой работе.

Д’Агоста сцепил руки в замок.

— Вы регулярный посетитель музея, а это как раз то, что мне нужно.

— В каком смысле?

Он чуть подался к ней:

— Вы ведь слышали о том, что здесь недавно произошло убийство?

— Вы про Вика Марсалу? Я работала с ним, когда училась в магистратуре в антропологическом отделе. Была в числе немногих, с кем он ладил. — Марго покачала головой. — Не могу поверить, что кто-то его убил.

— Я возглавляю следствие. И мне нужна ваша помощь.

Марго не ответила.

— Похоже, Марсала незадолго до смерти работал с одним командированным и помог ему найти и обследовать один экспонат в антропологической коллекции — скелет мужчины-готтентота. Агент Пендергаст помогал мне в этом деле, и его чем-то заинтересовал этот скелет.

— Продолжайте, — сказала Марго.

Д’Агоста немного помедлил:

— Понимаете… гм… Пендергаст исчез. Уехал из города позавчера вечером и не сообщил, как его найти. Вы ведь его знаете. Кроме того, вчера мы обнаружили, что документы о полномочиях этого командированного ученого, который работал с Марсалой, поддельные.

— Поддельные?

— Да. Фальшивая аккредитация. Он назвался доктором Джонатаном Уолдроном, специалистом по физической антропологии из какого-то филадельфийского университета. Но настоящий Уолдрон ничего об этом не знает. Я сам с ним разговаривал. Он никогда не был в музее.

— А что, если он и есть убийца, который заявляет, что ему ничего об этом не известно?

— Я показал его фотографию сотрудникам отдела антропологии. Ничего похожего. На фут ниже и на двадцать лет старше.

— Странно.

— Да уж. Зачем выдавать себя за кого-то другого для того лишь, чтобы посмотреть на скелет?

— Вы думаете, что этот липовый ученый и убил Марсалу?

— Я пока ничего не думаю. Но это довольно серьезная ниточка, к тому же единственная. Поэтому… — Он помолчал. — Я подумал, не согласитесь ли вы взглянуть на этот скелет.

— Я? — удивилась Марго. — Зачем?

— Вы же антрополог.

— Да, но моя специальность — этнофармакология. После магистратуры я не занималась физической антропологией.

— Уверен, что вы на голову выше большинства здешних антропологов. И потом, я вам доверяю. Вы здесь, вы знаете музей, и