– Это не был несчастный случай, – сказала она. – Это ты мне так сказала. Ты сказала, что он работал по дому и что-то там случилось с электричеством из-за провода. Это действительно был провод, и ты решила, что я поверю…

Неожиданно Динь показалось, что вместе с этими словами из нее вытекает какая-то смертельная субстанция, в которой утонут и она, и мать.

– Ты мне лгала! – закричала она. – Ты лгала, лгала, лгала – и продолжаешь лгать!

– Динь, выйди отсюда. Сейчас же. Пожалуйста.

А потом, позади матери, Динь увидела в дверях своего отчима, и ей мгновенно стало гораздо хуже, потому что она помнила что он был другом ее отца его школьным другом его лучшим другом и он тоже был здесь сразу же после того как все произошло, а почему он здесь был? Что он здесь делал? Почему он пришел?

– Вы убили его! – закричала Динь. – Я помню! Он был… – Она оглянулась вокруг и нашла, и указала пальцем на один из двух столбов в изножье кровати. Они были массивными и вырезанными из того же самого тяжелого и крепкого дуба из которого был сделан почти весь дом и именно на одном из них он повесился.

– Шнур… тот шнур… он был у него вокруг шеи, и он был… Мам, он был голым и мертвым.

Тогда ее мать сама вошла в комнату.

– Стивен, позволь, я сама с этим разберусь, – сказала она мужу через плечо. – Позволь мне…

– Соврать, – всхлипнула Динь. – «Стивен, позволь мне соврать» – вот что ты хочешь сказать. Стивен, позволь мне соврать, позволь мне сказать ей кое-что, чтобы она даже не поняла, что я сделала, что мы сделали потому что это сделали вы вдвоем вы оба спланировали это вы хотели быть вместе так ведь и…

– Прекрати! Стивен, ради всего святого, уйди!

– Она должна знать, что произошло, – сказал отчим Динь.

– Хорошо. Я это уже поняла А теперь иди! Динь, выйди из комнаты.

Конечно, конечно… Она выйдет. Сделав это, Динь проскользнула мимо матери и отчима, бросилась по коридору в сторону широкой лестницы, которая вывела ее в главный холл, и дальше, к входной двери, и наконец оказалась на свежем воздухе, и только за спиной у нее раздавались крики матери «Стой!», «Стой!», «Остановись!», но она ее не послушалась, просто не стала, и вот уже церковь с кладбищем, а дорога… дорога идет в противоположном направлении, и ей надо немедленно на нее попасть, потому что на ней она найдет автобус, который отвезет ее…

– Он убил себя, Дена! Он не хотел… Это был несчастный случай. Но он убил себя.

– Ты врешь, потому что ты всегда это делаешь, – Динь резко развернулась к матери, – врешь, врешь, врешь, и я тебя ненавижу!

Но она уже знала, что никуда больше не побежит. Девушка опустилась на нескошенную траву возле такого старого памятника, что на нем уже ничего нельзя было рассмотреть, и лишь само его существование указывало на то, что под ним покоится кто-то давным-давно позабытый. Она не стала сопротивляться, когда мать подошла к ней. А когда мать села рядом, она не попыталась отодвинуться.

Мать заговорила не сразу, словно чего-то ждала. Динь решила, что она или набирается смелости, или старается успокоиться.

– Динь, тебе тогда еще и четырех лет не было, – начала она наконец. – Я ничего не могла тебе сказать, потому что не существует способа объяснить четырехлетней малышке, что ее папа делал в той комнате и что то, что он делал, убило его. Ты бы ни за что не смогла понять, что он использовал эту комнату для… что когда ему хотелось… В общем, это был аутоэротизм[193]. Вот так он умер. Ты знаешь, что это такое? Наверняка, потому что в твои годы дети знают многое из того, что они никогда бы не знали раньше, до этого проклятого века информации. Я не знала, чем он там занимался. Все, что я знала, это то, что нам нельзя было входить в эту комнату, когда дверь была закрыта, потому что, как он говорил, «ему хотелось почитать, и он хотел бы, чтобы его хоть на час оставили в покое». Немножко времени на расслабление. Еще раньше, до того как ты родилась, я поймала его за этим делом, но не в той комнате, потому что это было еще до того, как я унаследовала дом. Он сказал тогда, что прочитал об этом в одном из романов и ему стало интересно, но он сделал это всего один раз – и сразу понял, насколько это опасно. Он поклялся, что ничего подобного больше не повторится. Конечно, твой отец лгал, потому что это обычное человеческое состояние. В этом ты права, Динь, – люди лгут. И я тоже лгала тебе, поскольку не знала, как объяснить четырехлетней крохе, которая только что наткнулась на своего мертвого, голого повешенного папу, что он сделал это сам, потому что хотел… потому что ему было необходимо… что речь шла только о нем и о его удовольствии и он совсем не думал в тот момент о нас. И вот субботним вечером он висит на столбе со шнуром на шее, с искаженным лицом и глазами, глазами… да, ты абсолютно права, я ничего не сказала тебе, потому что совсем не хотела, чтобы ты запомнила только то, как он умер, а не то, что привело его к такой смерти.

Рукой Динь зажала себе рот. Ее мать давно уже плакала. Сама же девушка видела прошлое как ряд образов, прятавшихся так глубоко в ее подсознании, что ей не верилось, что все это было в действительности: полицейские в форме; кто-то несущий… что? медицинский мешок?.. фигуры людей, двигающиеся по коридору; черное одеяние священника; тележка, катящаяся по коридору; длинный черный мешок, застегнутый на молнию; собака, лающая на входящих и на все происходящее; плачущая мать; вопросы и ответы; женщина, которая вошла в ее комнату и присела на край кровати. Она ведь, кажется, была педиатром и сказала кому-то через плечо: «Такой маленький ребенок». А потом обратилась к Динь: «Давай-ка посмотрим, чем я могу тебе помочь, милая…»

«Ведь все это был просто кошмар, правда, от которого я в ужасе проснулась, а если засну еще раз, то проснусь так, как будто ничего и не было».

Динь поняла. Не почему ее отец сделал это и не почему ее мать лгала ей все эти годы, но почему сама она выбрала тот путь, который выбрала, тот, который ничего ей не давал и никогда не даст, до тех пор пока она будет его придерживаться.

Колбрукдейл, Шропшир

Когда Ясмина вернулась к вечеру из Ладлоу, Тимоти все еще был в аптеке. Она застала его за отсчетом таблеток антибиотика для пожилого джентльмена, которого направил к нему фармацевт из Брусли, у которого, очевидно, закончился товар. Приготовив таблетки, Тимоти сделал то, что делал всегда: подробно объяснил, как их нужно принимать. Когда он убедился, что старый джентльмен все понял, то положил ему руку на плечо и сказал:

– Вы же меня не подведете, правильно?