Впоследствии Фидель назвал имя «загадочного доброжелателя», переправившего дневник Че в Гавану. Им оказался боливийский министр внутренних дел Антонио Аргедес. Он был странной личностью – агентом ЦРУ, симпатизировавшим кубинской революции и считавшим своей целью «не позволить империализму Соединенных Штатов подделать или извратить дневник Че Гевары». После смерти Че Гевары Аргедес бежал из Боливии в Чили, затем «удивительным образом» переместился в Лондон, где его допросили агенты британских и американских спецслужб. Из Англии он отправился в США, а затем был доставлен в Боливию, где предстал перед судом[503].

К тому времени дневник Че с предисловием Фиделя Кастро уже был опубликован на Кубе. Хотя у Фиделя не было сомнений в его подлинности, вся информация, содержавшаяся в дневнике, его фотокопии, полученные от Аргедеса, были подвергнуты тщательной экспертизе. А расшифровка записей Че, порой неразборчивых, которые он делал под пулями и впопыхах, была поручена жене Че – Алейде Марч и трем кубинцам, единственным выжившим участникам боливийской экспедиции – Дариэлю Аларкону, Леонардо Тамайо и Гарри Вильегасу.

Раздача в кубинских магазинах дневника Че Гевары вызвала настоящий ажиотаж, особенно когда поначалу он выдавался как бесплатное приложение к одному из кубинских журналов. В стране началась необычайная по масштабу кампания прославления Че как героя, который стал примером не только для революционеров Латинской Америки, но и Азии, Африки и даже Европы. Кубинское руководство спешило с публикацией дневника Че Гевары. В целом его записи были выдержаны в пессимистическом духе, и Фидель Кастро полагал, что если бы дневник был напечатан на Западе раньше, чем на Кубе, то он послужил бы поводом для появления пропагандистских статей о крахе партизанского движения в Латинской Америке. Поэтому он решил формировать общественное мнение.

«Поскольку в этом дневнике содержится много упоминаний о кубинской революции и ее взаимоотношениях с партизанским движением, – говорил Фидель, – кое–кто попробует истолковать нашу публикацию как провокацию, которая может предоставить дополнительные аргументы врагам революции, империалистам янки и их союзникам, латиноамериканским олигархам, утвердить их в намерениях блокады, изоляции и актах агрессии против Кубы»[504].

Руки Че Гевары, которые были ампутированы через три дня после его гибели, то есть 11 октября 1967 года, попали на Кубу в январе 1970 года. Фидель Кастро предложил выставить стеклянную урну с заспиртованными руками Че и его посмертную маску в музее на площади Революции. Но ни тогда, ни в последующие годы этот мемориал так и не был открыт. Автор книги «Руки Че» Густаво Санчес говорит, что Фидель Кастро отказался от этой идеи после того, как большинство членов кубинского политбюро заявили, что «выставлять ампутированные руки на всеобщее обозрение неэтично». По утверждению этого автора, сейчас руки Че находятся в Центре медицинских исследований Гаваны[505].

Место захоронения Че Гевары долгое время оставалось тайной и было темой разного рода спекуляций. Только в ноябре 1995 года его указал отставной боливийский генерал Марио Варгас Салинас, который в 1967 году принимал участие в уничтожении отряда Че. И лишь в июне 1997 года аргентинским и кубинским ученым удалось найти и опознать останки легендарного команданте. Останки его были перевезены на Кубу и 17 октября 1997 года с почестями захоронены в мавзолее города Санта–Клара, где к тому времени была установлена шестиметровая статуя Че.

«Что он оставил? – размышлял Фидель Кастро. – Я думаю, что самое главное – это его моральные заслуги. Че символизировал наиболее высокие проявления человеческих чувств, поразительный пример. Мне кажется, что у него какой–то мистический ореол. Я его очень уважал и ценил»[506].

Кто только за эти годы не пытался высказаться о дружбе Фиделя и Че, и какие только версии не выдвигались по поводу того, что было бы, «если бы Че был жив».

Бывший сподвижник Фиделя Кастро и Че Гевары Даниэль Аларкон Рамирес, который под псевдонимом «Бенигно» участвовал в боливийской экспедиции, считает, что, если бы Че Гевара остался жив, он, безусловно, разошелся бы с Фиделем или же Фидель нашел бы способ от него отделаться. Об этом он заявил в 1997 году на презентации в Мадриде своей книги «Воспоминания кубинского бойца. Жизнь и смерть революции»[507].

Говорили даже, что Фидель Кастро якобы имел возможность спасти своего соратника, проведя десантную операцию для эвакуации Че, когда стало ясно, что отряд его разгромлен. Но не решился на это[508].

Рассуждения на эту тему являются всего лишь спекуляцией. Было бы безумием попытаться тайно, преодолев воздушное пространство четырех стран, перебросить с Острова свободы в боливийские джунгли, «нашпигованные» местными и американскими рейнджерами, группу кубинских спецназовцев для спасения Че. Тем более, не зная, в каком конкретно районе он со своими бойцами находится.

Автор книги о Фиделе Кастро Тед Шульц пишет: «Че Ге–вара был очень умный человек, гораздо умнее Фиделя Кастро. Фидель больше кукловод, шахматист, военный командир. В чисто интеллектуальном плане, по–моему, Че был на голову выше. Я думаю, только двоих Фидель не мог бы принести в жертву: любовь всей своей жизни, Селию Санчес, и Че Гевару до разрыва с ним»[509].

Но все эти рассуждения о том, что Че Гевара мог бы конкурировать с Кастро за власть на Кубе, беспочвенны. Во–первых, аргентинцу, хотя и герою кубинской революции, никогда бы не удалось стать «первым человеком на Кубе». Во–вторых, Че действительно тяготился руководящей работой, не собирался оседать на Кубе, считая своим домом всю Латинскую Америку, а помощь униженным и обездоленным своим моральным долгом. Че Гевара, образно говоря, никогда бы не остался «доживать свой век» седым дедушкой на Острове свободы, почивая на лаврах революционной славы. И, наконец, самое главное. Критики Кастро забывают о том глубоком уважении и степени доверия, которые испытывали Че и Фидель друг к другу. Как справедливо заметил профессор В. Н. Миронов: «Фидель и Че, как два лидера революции, являли собой, по сути, нечто целое. Преданность Че Фиделю была абсолютной. Их дружбу можно выразить лишь словами Ленина, сказанными о дружбе Маркса и Энгельса: отношения между Фиделем и Че „превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе“. Каждый чувствовал другого как самого себя»[510].