Уравнивание боксерского матча и поединка со штангой видно также из следующих цитат: «Вот он опять послал в нокдаун, / А я опять встаю…» /1; 471/ = «Бой на ринге — спор того же ранга: / Там нокаут разрешает спор» (АР-8-103) (как записал сам Высоцкий в «Диалоге о спорте для к/ф “Спорт, спорт, спорт”»: «В спорте всегда присутствует этот удар справа и нокаут. В любом спорте!»; АР-16-76). Более того, в «Штангисте» герой говорит: «Здесь и ринг, и планка, и ковер», — уравнивая, таким образом, поднятие штанги, боксерский поединок, прыжки в высоту и борьбу самбо.

И заканчиваются обе песни одинаково — победой лирического героя, несмотря на физическое превосходство его противника: «Теперь, признаюсь, кончен матч, / Я снова победил!» /1; 471/ = «И брошен наземь мой железный бог» /3; 104/.

Интересно еще, что название «Сентиментального боксера» будет реализовано в песне «Про второе “я”» (1969) и в стихотворении «В голове моей тучи безумных идей…» (1970): «Когда мне удается взять при этом / Вторую часть натуры под башмак, — / Тогда я начинаю петь фальцетом / И плачу, гладя кошек и собак» /2; 469/, «Увидав, как я плакал, взобравшись на круп [Я его целовал, взгромоздившись на круп] Лейтенанты кругом прослезились» (АР-7-193). Процитируем также «Марш аквалангистов» (1968): «Мы плачем — пускай мы мужчины».

***

Теперь сопоставим три песни, имеющие сходные сюжеты: «Сентиментальный боксер» (1966), «Про джинна» (1967) и «Честь шахматной короны» (1972).

В каждой из них противник героя обладает внушительной внешностью: «<Как бык> он здоров, / Этот самый Смирнов»[893] = «И виденье оказалось грубым мужиком» /2; 12/ = «Королевы у него и туры, / Офицеры грозны и сильны» /3; 383/, - и сравнивается с нечистой силой: «А он всё бьет, здоровый черт» = «…ты на то и бес!» = «Мой соперник с дьяволом на ты!» /3; 384/. Поэтому героя охватывают страх и волнение: «Противник мой — какой кошмар! — / Проводит апперкот» /1; 470/ = «Я, конечно,

— нервничать, но и дух в амбицию» (АР-9-107) = «Ход за мной — я нервничаю!» /3; 390/.

Кроме того, герой характеризует своего противника как профессионала: «Противник Смирнов — мастер ближних боев <…> Он, видимо, думал, мне челюсть кроша…» (АР-17-180) = «Стукнул раз: специалист, видно по нему!» /2; 13/ = «Мой противник — шахматист с размахом» /3; 383/, «Он через всё поле — по воротам» (АР-9171), то есть тоже нанес удар (сравним еще в «Беге иноходца» и в «Песне о хоккее-истах»: «Стременами лупит мне под дых <…> Мой наездник у трибун в цене — / Крупный мастер верховой езды», «Профессионалам — зарплата навалом. <.. > Бьет в зуб ногой и — ни в зуб ногой»).

Во всех трех случаях положение героя становится критическим: «Я вижу — быть беде» = «Убивают, — говорю…» = «Чует мое сердце — пропадаю» /3; 391/; и он спасается бегством: «Вот я едва ушел. <…> Встаю, ныряю, ухожу» = «Я, конечно, побежал..» = «Я прикрылся и ушел нырком» (АР-9-171).

Но при этом герой сравнивает и противопоставляет себя своему противнику: «Он в боксе не год, у него апперкот, / А после обычно — нокаут. / Я тоже такой, я вошел в ближний бой» (АР-17-180) = «Врешь! — кричу. — Шалишь! — кричу, / Нои дух

— в амбицию» = «“Сам он — вроде заводного танка”. / Ничего, я тоже заводной!».

А в ранней редакции «Сентиментального боксера» и в песне «Про джинна» герой даже жалеет своего оппонента: «Жалко мне противника — очень я корректен» (АР-17-182) = «Жалко духа — может быть, он в Бутырке мается» (АР-9-106).

Совпадает также описание противника героя в «Сентиментальном боксере» и в «Марафоне» (1971): «Противник Смирнов — мастер ближних боев» (АР-17-180) = «Вот он и мастерится»; «<Да> что же он делает, этот Смирнов?» (АР-17-180) = «Гляди, что делает! Обошел меня на круг»; «Мне муторно было и жарко» (АР-17-182) = «Но к жаре привыкший он»; «А тренер шептал, прямо в ухо дыша, / Что жить хорошо и жизнь хороша» (АР-17-180) = «А еще вчера все вокруг / Мне говорили: “Сэм — друг, / Сэм — наш, гвинейский друг!”».

В предпоследней цитате обыгрывается цитата из поэмы Маяковского «Хорошо!» («Я земной шар / чуть не весь обошел, — / и жизнь хороша, / и жить хорошо»), а в последней — штампы из речей хоккейных комментаторов Спарре и Озерова. И в обоих случаях лирический герой полемизирует с официальной пропагандой: «<Не> думал, когда поднялся не спеша, / Что жить хорошо и жизнь хороша» (АР-17-180) = «Нужен мне такой друг! / Как его? Даже забыл… Сэм Брук».

Теперь обратимся к сходствам с «Марафоном» шахматной дилогии.

И гвинеец, и Фишер — профессионалы: «Вот он и мастерится» = «Говорят, он — белыми мастак», «Он даже спит с доскою — сила в ём».

Оба усиливают давление на героя: «Друг-гвинеец так и прет — / Всё больше отставанье» = «Черные наглеют, наседают» (АР-13-75). А сам герой предстает в одинаковом облике: «Я бегу, топчу, скользя / По гаревой дорожке. <…> Гвозь программ-мы — марафон» = «Бегал марафон и стометровки» (АР-13-67); «Мне есть нельзя, мне пить нельзя» = «.. Но время матча пить нельзя. / Я голодный, посудите сами…».

И в обоих случаях мы сталкиваемся с излюбленным приемом Высоцкого, когда его лирический герой демонстрирует «забывчивость», говоря о своих врагах: «Как его? Даже забыл… Сэм Брук» = «А чё мне его легкие фигуры?! / Тоже мне эти, как их?… кони да слоны!»[894] [895] [896] [897] [898]; намеренно искажает его фамилию: «Сэм — наш, гвинейский Брут» = «Шифер стал на хитрости пускаться…»; и использует известное междометие: «Он, бля, — видал! — обошел меня на круг» = «Ну еще б ему меня не опасаться, бля, / Когда я лежа жму сто пятьдесят!»^4.

В образе иностранца представлен противник лирического героя и в «Песне автозавистника» (1971), а сам герой надевает на себя маску пролетария: «Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм» = «Глядь, сделал ход с е-2 на е-4»685, «Черные наглеют, наседают» (АР-13-75), «Пешки могут лишь в социализме / Выйти при желании в ферзи» (АР-13-91); работает на заводе: «Ушел с работы — пусть ругают за прогул» = «Я привык к прорывам на работе» /3;