— У всех, — откликнулись его спутники.

— Вы помните наше условие? Как мы должны отвечать, если кто-нибудь из нас попадет в руки правосудия? Мы входим в состав отрядов господина де Тейсонне. Мы прибыли сюда, чтобы вербовать сторонников для роялистов. Мы понятия не имеем ни о каких нападениях на мальпосты и дилижансы.

— Помним! Это решено! — отвечали ему хором.

— И в том и в другом случае нам грозит смерть, вам это известно. Но это смерть солдата, а не преступника, нас ждет расстрел, а не гильотина.

— А что такое расстрел, мы хорошо знаем, — послышался чей-то насмешливый голос. — Да здравствует расстрел!

— Вперед, друзья! — воскликнул Монбар. — И продадим нашу жизнь за ту цену, какую она стоит, то есть как можно дороже.

— Вперед! — подхватили его товарищи.

И маленький отряд во главе с Монбаром пустился в путь так быстро, насколько это было возможно в беспросветной тьме.

Чем дальше они шли, тем явственнее ощущал Монбар запах дыма, который сильно тревожил его.

Вдобавок на поверхности стен и на углах столбов то и дело вспыхивали отблески пламени, наводящие на мысль, что у выхода из пещеры творится что-то странное.

— Мне кажется, что эти мерзавцы задумали нас выкурить отсюда, — заявил Монбар.

— Боюсь, что так, — отозвался Адлер.

— Они воображают, что имеют дело с лисицами.

— О! — произнес тот же насмешливый голос. — Стоит нам показать когти, и они убедятся, что мы не лисицы, а львы!

Дым становился все гуще, багровые отсветы — все ярче.

Отряд подошел к последнему повороту.

Шагах в пятидесяти от выхода из пещеры была зажжена груда хвороста, не для того чтобы выкурить Соратников Иегу, а чтобы осветить подземелье.

При свете пылающего костра сверкало оружие драгунов.

Перед ними, шагов на десять впереди, опираясь на карабин, стоял офицер с непокрытой головой, как бы нарочно вызывая огонь на себя.

То был Ролан.

Его легко было узнать: он далеко отбросил шляпу, и отблески пламени играли на его лице.

Но именно то, что должно было его погубить, спасло ему жизнь. Узнав его, Монбар отступил на шаг назад.

— Это Ролан де Монтревель, — тихо сказал он. — Помните о наказе Моргана!

— Хорошо! — глухо отозвались Соратники Иегу.

— А теперь, — крикнул Монбар, — умрем в бою!

И он первым ринулся на площадку, освещенную пламенем костра, и выстрелил из двуствольного ружья в драгунов, ответивших дружным залпом.

Невозможно описать, что произошло дальше. Пещеру заволокло густым дымом, в котором вспыхивали молнии выстрелов; оба отряда бросились вперед и схватились врукопашную; в ход пошли пистолеты и кинжалы. Вскоре на шум битвы подоспели жандармы, но они не решались стрелять, настолько все смешалось в общей свалке — и друзья и враги.

Казалось, будто множество дьяволов слетелось на это адское побоище.

В багровой дымной мгле сталкивались смутные тени, валились с ног, поднимались и снова падали; слышался то яростный вопль, то предсмертный стон — последний вздох умирающего.

Оставшийся в живых бросался на очередного противника, вступая в новый поединок.

Страшная бойня продолжалась четверть часа, быть может, двадцать минут.

Когда бой прекратился, в пещере Сейзериа лежало двадцать два трупа. Тринадцать убитых — из команды драгун и жандармов, девять — из отряда Соратников Иегу.

Из последних лишь пятеро остались в живых. Побежденные в неравном бою, израненные, они были взяты в плен живыми.

Их окружили со всех сторон двадцать пять вооруженных драгунов и жандармов.

У жандармского капитана была сломана левая рука, у командира драгун — прострелено бедро.

Один только Ролан, залитый кровью, но не своей, а чужой, не получил ни единой царапины.

Двое пленных были так тяжело ранены, что не держались на ногах; их пришлось нести на носилках.

Жандармы зажгли припасенные заранее факелы и повели арестованных в город.

В ту минуту, когда процессия вышла из леса на большую дорогу, послышался громкий конский топот.

Кто-то мчался галопом им вдогонку.

— Ступайте вперед! — приказал Ролан. — Я останусь и узнаю, в чем дело. Появился всадник, который, как мы сказали, скакал во весь опор.

— Стой! Кто такой? — крикнул Ролан, когда всадник был уже в двадцати шагах.

И прицелился из карабина.

— Еще один пленник, господин де Монтревель! — отвечал незнакомец. — Я опоздал к сражению, но успею взойти, по крайней мере, вместе с ними на эшафот. Где мои друзья?

— Вон они, сударь, — ответил Ролан, который узнал молодого человека если не по внешности, то по голосу: этот голос он слышал уже третий раз.

И он указал рукой на группу пленников в центре вооруженного отряда, который вел их из Сейзериа к Бурку.

— Мне приятно видеть, что с вами не случилось ничего дурного, господин де Монтревель, — сказал незнакомец любезным тоном. — Уверяю вас, для меня это большая радость!

И, дав шпоры коню, он быстро нагнал драгунов и жандармов.

— Извините, господа, — обратился он к ним, соскочив на землю, — но я прошу разрешения занять место рядом с тремя моими друзьями: графом де Жайа, виконтом де Ва-лансолем и маркизом де Рибье.

Трое арестованных с радостным возгласом раскрыли объятия своему другу. Оба раненых, приподнявшись на носилках, тихо проговорили:

— Браво, Сент-Эрмин… молодец!

— Помилуй Бог! — воскликнул Ролан. — Кажется, этим разбойникам досталась самая благородная роль, и они сыграют ее до конца!

Через двое суток после того дня, или, вернее, той ночи, когда произошли только что описанные нами события, два человека расхаживали рядом по большому залу Тюильрий-ского дворца, выходившему окнами в сад. Они оживленно беседовали; оба сопровождали свою речь резкими, выразительными жестами.

Эти два человека были: первый консул Бонапарт и Жорж Кадудаль.

Жорж Кадудаль, с тревогой размышлявший о бедствиях, какие сулило Бретани дальнейшее сопротивление, только что подписал мирный договор с Брюном.

Именно после этого соглашения он освободил от клятвы Соратников Иегу.

К несчастью, его прощальное послание, как мы знаем, запоздало на целые сутки.

Ведя переговоры с Брюном, Жорж Кадудаль не поставил никаких условий для себя лично, кроме дозволения беспрепятственно уехать в Англию.