– Весь в дедушку, – подмигнул малышу Фульк. – Ведь, как известно, невоспитанные мальчики со временем вырастают и превращаются в невоспитанных стариков. – И он с нежностью взъерошил сыну золотистые волосы.

Детей отпустили, и Мод тоже ретировалась, бормоча в качестве отговорки, что ей надо отдать распоряжения кухарке и проследить, чтобы перины проветрили.

– Приготовить для вас ванну, батюшка? – предложила она, уходя.

– Зачем? Жизненные соки разжижать? – отмахнулся от дочери ле Вавасур. – Это пусть король Иоанн каждые две недели нежится в ванне, словно римлянин, а я человек простой, северной закалки. Ступай прочь, дай мужчинам поговорить.

– Как скажете, батюшка, – смиренно ответила Мод, сдерживаясь изо всех сил. И лишь свирепый блеск изумрудных глаз выдавал переполнявшую ее ярость. Высоко подняв голову, она покинула зал.

– Вы останетесь ночевать? – поинтересовался Фульк.

– А какой смысл ехать сейчас дальше, правильно я говорю? В такую-то погоду? – За неимением камина ле Вавасур поставил стул у одной из жаровен. – Я мог бы вообще проехать прямо в Шрусбери, но, в конце концов, есть ведь и семейные обязанности. – Он расставил колени и подтянул шоссы.

– И какие же семейные обязанности привели вас в Уиттингтон? – тихо скрипнул зубами Фульк. – Может быть, вы наконец решили отдать мне Эдлингтон?

– Эдлингтон значился в приданом Мод лишь до тех пор, пока у меня не было сына. Ты это знаешь. А теперь, когда Джулиана родила мне наследника, Эдлингтон по закону отходит ему.

– Что-то мне не известно о таком законе, – возразил Фульк.

– Что я могу сказать? Тому виной твое невежество, – уверенно произнес тесть и покачал головой. – Я приехал не затем, чтобы спорить насчет Эдлингтона. Тут вот какое дело. Я сейчас направляюсь в аббатство Эдмондсбери, на со вет баронов, и подумал, что тебе будет интересно поехать со мной.

– А почему это должно меня заинтересовать?

Фульк невозмутимо разглядывал свои ногти. Известие о предстоящем совете баронов не стало для него новостью. Когда Фицуорину пришлось сопровождать Иоанна в Пуату, об этом постоянно шептались тут и там. Фульк тогда благоразумно помалкивал, но к чужим разговорам прислушивался.

– Да потому, что тебе это может быть выгодно. Чего уж греха таить, хоть ты и служишь сейчас королю Иоанну, однако особой любви между вами нет.

Фульк внимательно посмотрел на тестя:

– Правильно ли я понимаю, что на совете будут присутствовать такие люди, как Юстас де Весси и Роберт Фицуолтер?

Эти двое предводительствовали группой недовольных баронов, которые высказывали претензии Иоанну и последние три года разжигали против него мятеж. Фульк край не симпатизировал заговорщикам, но не доверял де Весси и Фицуолтеру почти так же, как Иоанну. Поднимая мятеж, они не столько желали добиться справедливости, сколько надеялись набить собственные карманы. Тестю Фулька де Весси приходился ближайшим соседом, но раньше отец Мод никогда особенно не стремился присоединиться к смутьянам.

Ле Вавасур глотнул вина и кивнул:

– Да, это так. – И, увидев, что Фульк презрительно фыркнул, поднял указательный палец. – Погоди, парень, не стоит делать поспешных выводов! Там еще будут: граф Уинчестер, граф Клэр, граф Эссекс, – загибал он пальцы. – И Биго, и Моубрей, и де Статвиль. Половина благородных семейств Англии, а также… – он подался вперед, для пущего эффекта, и уставился на Фулька горящими глазами, – Стефан Лэнгтон, архиепископ Кентерберийский. Во как!

Фульк скрестил руки на груди, словно презрительно отметая столь пространное вступление, однако сердце его при этих словах екнуло, и он почувствовал, как в крови закипают крохотные пузырьки ликования. Когда в свое время Фицуорин поднял мятеж против Иоанна, это был глас вопиющего в пустыне. Теперь же, более десяти лет спустя, началось согласованное движение.

– И каковы их цели? – поинтересовался он.

– Заставить короля признать права своих вассалов. Чтобы Иоанн понял, что нельзя заставлять их вести для него войны за проливами или беззастенчиво навязывать им налоги на военные нужды. Связать его обещанием, что впредь ни один свободный человек не будет арестован, посажен в тюрьму или разорен, не представ прежде перед честным судом равных. И чтобы ни одну вдову не принуждали силой снова выйти замуж или платить разорительную пошлину, если она не желает повторно вступать в брак. И еще многое другое, – махнул он рукой. – Все это должно быть записано в Хартии вольностей.

– И вы рассчитываете, что Иоанн на это согласится?

– Я рассчитываю, что его заставят согласиться, иначе быть гражданской войне. Эти налоги и так называемые щитовые деньги, которые он продолжает собирать с нас на свои игры за границей, обирают всех дочиста. Я знаю, что ты должен ему больше денег, чем когда-нибудь сможешь выплатить. И в Пуату с ним поехал лишь по одной-единственной причине: это избавляло тебя от необходимости погасить штраф. Всем известно, что случилось с Уильямом де Браозом, когда тот отказался заплатить непомерные штрафы и налоги. Его лишили всех титулов, а жену с сыном заключили в темницу и уморили там голодом.

В тоне тестя звучало подлинное негодование. Однако Фульк сомневался, что тот и впрямь испытывает сочувствие к семье несчастного де Браоза. Нет, ле Вавасура взволновало то обстоятельство, что уважаемого и влиятельного человека можно вот так взять и лишить всего лишь по прихоти короля. Ведь Уильям де Браоз был не какой-то там мелкий лорд, а граф, занимавший в обществе высокое положение.

– Полагаю, тут все не так просто, – заметил Фульк. – Уильяма де Браоза преследовали за то, что он слишком влиятелен и осведомлен о самых темных секретах короля.

– Ты веришь, что Иоанн убил своего племянника?

– Меня вряд ли стоит об этом спрашивать, – ответил Фицуорин. – Да, я заключил договор с Иоанном, но от этого не стал беспристрастным, и к тому же у меня есть в Бретани родственники. Артур был их герцогом и имел серьезные притязания на английский трон… пока не стал пленником Иоанна, и с тех пор его больше никто не видел.

– Значит, веришь?

Фульк пожал плечами:

– Я верю, что Артур мертв. В противном случае Иоанн предъявил бы его, чтобы помешать Филиппу, королю Франции, использовать исчезновение Артура в качестве повода к войне. Что касается того, убил его Иоанн или нет… Господь ему судья.

– Откровенно говоря, я не сочувствую де Браозу, он мне никогда не нравился, – ле Вавасур поморщился, – но если Иоанн смог уничтожить его, то по своей прихоти он может сделать то же самое с любым из нас. Его надо остановить. – Он посмотрел на зятя. – Ты поедешь со мной на совет?

– Подумаю, – невозмутимо ответил Фульк.

Жаль, что возмущенные голоса стали раздаваться только сейчас, а не пятнадцать лет назад. Но, с другой стороны, пятнадцать лет назад Иоанн еще только-только стал королем, и бароны искали его милости, а он – их расположения. Теперь запасы доброй воли с обеих сторон исчерпаны.