— Да. Узбекский. И пиалы к нему.

— Вот и славно.

— Спиртное?

— Будешь? — быстро спросил он Алю.

— Нет.

— Не нужно. Как вас зовут, красавица?

— Зинаида.

— Заварки не жалейте, Зинаида. Мужчина я не скупой.

— Да я навидалась. Сделаем все путем.

Зинаида прошла в кухню. Следом за ней вошел бармен.

— Ну? — спросил он.

— Что — ну? Заказ приняла, готовлю.

— Что это за фраер?

— А мне что за дело?

— Денежный?

— А ты не видишь?

— Тачка у него хорошая.

— Нормальная.

— Ты чего как вареная? Какого хрена ему к нам заезжать?

— А чего и не заехать в такую ночь?

— Пацаны только разошлись. Звякну-ка я Бурнашу, пусть приедет.

— Это еще зачем?

— Присмотрит.

— А чего за ним присматривать? Мужик красивый, не один и не с командой, с девчонкой…

— Дура! Да у нас на кассе денег немерено! Кащей забрать не заехал, видать, заблудил с телками или еще что… , если чего, кому отвечать? Мне! И тебе тоже.

Вот и… , этот… черный…

— Да какой он черный? Морда нашенская.

— Не о том я, Зинуля… Взгляд у него… Такой, что до костей пробирает. Звякну.

— Дурак ты, Костик. Знаешь поговорку: «Не буди лихо, ока оно тихо».

— Вот я и хочу, чтобы тихо было. Пусть Бурнаш суетится, мое дело телячье.

— Ну как знаешь, Константин.

— Из спиртного чего заказал?

— А ничего.

— Во-о-от.

— Что — вот? За баранкой он, и все объяснения. Это когда это крутые в выпивке за рулем себе отказывали? Он чего, гаишников каких здесь, в степи, углядел?

— Дурак ты, Константин, и толковать с тобой нечего. Ночь, темень, дорога ледяная… Он же не самоубивец…

— А я все же звякну. Случись чего — нам вовек с Кащеем не расплатиться. Говорю же, денег — вагон, все палаточники как с вечера свезли, так и… А и этот козел стриженый, Соня, и тот свалил… «По делам…» Какие у него дела, у отморозка бритого? Поди, Светку из палаточки во все щели дерет, вот и все дела…

— А тебя завидки взяли?

— Дура!

— Вот и кликни Соню, а Бурнашу нечего…

— Я сказал…

— Сказал, показал… Просто подлая у тебя душа, Константин. Бурнаш приедет — и Соне по мусалам надает, что развлекается, а не работает. А тебе чего надо? Чтобы он от Светки отлез. Только смотри, как бы самому не схлопотать — за ложный вызов… Очень Бурнашу понравится.

— А мне чего? Бабки оставили, а я должен…

— Во-во. Ты еще страху на него нагони, дескать, грабят тебя, убогого… — Зинаида стрельнула глазами в зал. — Эй, смотри, Константин. Этот мужчина, сдается мне, и уркаша-то в бумажку закрутит, а уж тебя, убогого, так просто на вилку подденет… Как закусь.

— Ты еще поговори! Твое дело — жрать нести!

— Вот я и понесу. Я в официантках двадцать лет ишачу и дело свое знаю. А только вот раздолбаев вроде тебя сколько ни учи — все не в науку.

— Ладно, поговорили. Иди обслуживай. Да, и табличку навесь: «Санитарный час».

Надо было и этого отвадить, да уж чего теперь… Пошла…

— А ты не погоняй, не запряг.

Зинаида залила кипятком чайник и начала раскладывать нарезанные кушанья по тарелке. Ей хотелось сделать все хорошо, как в старые времена. И мужчина этот…

Он, верно, привык не по таким забегаловкам закусывать… Да и… Ее так давно никто не называл красавицей… Совсем давно. Теперь уже и не вспомнить.

Бармен закрылся за дверцей директорского кабинета, и она услышала, как он накручивает диск.

— Коз-з-зел! — в сердцах произнесла она и пошла в зал. Зинаида расстаралась.

Нарезанные тонкими ломтями балык, семгу, осетрину, ветчину украсила зеленью и лимоном. Аккуратно, «по-наркомовски», нарезала хлеб. К сыру подала сливочное масло; чайник аккуратно обернула полотенцем, расставила пиалы.

Маэстро плеснул чаю в пиалу, открыл чайник, вылил обратно.

— Спасибо, красавица. Получи сразу; не люблю ждать счет. — Он подал женщине крупную купюру, по крайней мере впятеро превышающую стоимость заказанного.

— Ой, у меня и сдачи…

— Купи детям что-нибудь. Сколько у тебя, красавица?

— Двое. Спасибо.

Зинаида вернулась на кухню. Налила себе рюмку водки, опрокинула единым духом.

Рассмотрела портрет президента на зеленой бумажке. Мордатый. Повернула к свету, краска бликовала: настоящая. Как же, станет этот, что неразменными сотенными расплачивается, на дерьмовую кассу зариться… Дел у него больше нет.

Зинаида подумала-подумала и налила еще рюмку. Выпила, не переводя дыхания, захрумкала ядреным, бочкового засола, огурчиком… Глянула в зал. Константин вернулся к стойке и с гордым видом протирал бокалы. А темноволосый, чуть наклонившись, что-то говорил девушке. Официантка вздохнула: везет же некоторым..

И красивая, и молодая, и кавалер — нестриженый бычок, и при деньгах… Жаль, ее молодость прошла, как пропала. Ну да годы — они никого не минуют.

С этой мыслью Зинаида наплескала водки в фужер… А чего, смена кончилась, первый автобус придет в шесть. Дверь она закрыла. И спать хочется несусветно как. Вот только что-то слезливо на сердце, до оторопи… А сегодняшний навар у нее хороший. Если бы всегда так — давно бы старшему. Мишке, дубленку справила…

А то братва здешняя — только по названию братва: жмотные — хуже иноземцев…

Когда она еще в Днепропетровске в «Интуристе» работала — все на своих машинках сдачу да чаевые подсчитывали. Э-эх, жизнь… Пока сама молодая да красивая — дым коромыслом, а как годы подопрут… И детки повыросли… Наташка уже девица совсем, год-другой, и мальчонки-мужчинки начнутся… А у девки еще и голова дурная, вся в маму… Это сейчас она нахлебалась по самое некуда, а по молодости… И ведь свою голову поумневшую детям не приставишь… Как и свою жизнь дурную по новой не проживешь… Э-эх…

Зинаида смачно, в два глотка, выпила водку, зажевала кусочком балыка с хлебцем.

Передохнула; ну да, пойти прилечь. Часиков до восьми. Там и автобусов поболее, чтобы до города. А Мишку Катька покормит, да и сам он пожрать не дурак, было бы что… Мишка и вообще умный, в Никиту. Вот только бы не пил. Он обещал. Он не будет.

Глаза у Зинаиды слипались. Кое-как она добрела в подсобку, завалилась на низенькую кушетку и через минуту уже спала крепким сном.