– И вообще эти мужчины… Как далеки они от нашей души!.. Все у них к одному сводится… Смеемся ли мы или плачем, все будит у них желание… Даже дико, Лизанька! Когда я хоронила маму и плакала на его груди, ища сочувствия, он все с тем же… ко мне шел… И это они называют «утешить»…

Она вдруг покраснела и рассмеялась.

Лиза охнула и прижала руки к сердцу.

– Я начинаю думать, Лизанька, что слова: «высокий, чистый, чувства высшего порядка» – всё это женщинами выдумано. А для мужчин – это «одна словесность»… как говорит Капитон… Удивительно несложен у них аппарат душевный! Счастливцы!.. Знаешь, когда скончалась мама, я ещё сильнее привязалась к Аде. Мужа это пугает. Он сердится, говорит, что это безумие – в ребенке сосредоточивать всю душу… Возможно! Эта любовь роковая, чувствую… Если б… что случилось с Адей… я не смогла бы пережить… Ах, Лизанька! Ты ещё не видала его. Какой он красавчик стал! Ведь ему десятый месяц идет. Он всех знает, всем улыбается. Характер чудный! Зубки есть… На днях ходить начнет. Удивительно быстро развивается! «Чудо-ребенок», – смеется Андрей… И, представь, ничего моего нет! Точно Сонин сын…

– Сонин? – Лиза словно проснулась и села. – Почему Сонин?

– Вообрази: такая игра природы!.. Андрей и Соня так слились в этом личике, что трудно сказать даже, на кого из них он больше похож… Постой! Я сейчас принесу его. Ты взгляни сама… Ведь ты его почти полгода не видала…

– Подожди… Сядь!.. Что я хотела сказать?.. Да… А где она?

– Кто… Соня?.. Ах, Лизанька, это целая драма! Это опять ужас один… Когда тебя арестовали… кажется, недели две спустя, прибегает ко мне Чернов… Да… Как сумасшедший врывается в спальню и начинает рыдать… Что такое? Оказывается, он ревнует к Андрею… Вообрази! Не безумец ли? Кричит, что она его обманывает, что они встречаются где-то в номерах, пока он занят в театре… Что у него есть доказательства… Я хотела его прогнать… А он упал наземь, стал кататься по ковру, хватает мои руки, целует юбку… Совсем невменяемый…

– Н-ну? – Глаза Лизы пронизывали Катерину Федоровну.

– Ну конечно, вздор, бред алкоголика… Эта несчастная Соня! Понимаешь? С первого дня свадьбы он начал терзать её ревностью. Не смей никуда ходить, ни на кого глядеть!.. На уроки её конвоирует, с уроков домой провожает… Под окнами подглядывает… Даже Конкины подметили и на смех его подняли. Каково это жене, подумай!.. А если у него репетиция, так он рвет и мечет. А играет он, – она изволь торчать за кулисами или в его уборной!.. Мы долго ничего не знали. Сонька, оказывается, скрытна и горда. Я даже не ожидала от нее. Ни одной жалобы!.. На все вопросы: «Счастлива и довольна!..» А сама худеет, тает… Хорошо счастье!.. И вот только после этого скандала у нас глаза открылись. Соня расплакалась и все мне рассказала… Оказывается, он её бьет… Можешь себе представить, какой негодяй? Бить женщину?.. А она ещё защищает его. Ну, не дура ли? Не тряпка ли? «Он, говорит, страдает…» Так бей себя, коли страдаешь, коли тебе больно!.. Я его изругала, то есть на все корки!.. А он ревет… кричит: «Застрелюсь!..»

Она передохнула.

– Измучили они меня невыносимо! Жаль Софью… А Андрей только масла в огонь подливает, твердит ей: «Брось его!» Ну, что хорошего бросать? Точно не знает, как у нас на разводку глядят!

– А почему же он ревнует? Значит… – Лиза осеклась.

Катерина Федоровна вспыхнула.

– Ничего не значит… Значит, что он – набитый болван!.. Разве Соня чужая Андрею? Из-за того, что он её повезет в оперу или на выставку, делать такой скандал?.. Я и то Андрею говорила: «Брось!.. Не связывайся…» Сердится: «Это, говорит, возмутительно! Нельзя потакать такому безумию! Я, говорит, из принципа не уступлю… Раз Соня хочет идти со мной в оперу, она должна идти, хотя бы он голову себе размозжил после того!..» Ты ведь знаешь его взгляды, Лиза?.. И до того его ненавидит Чернов, что, ей-Богу, я одно время боялась, что он его где-нибудь ночью подстережет, да и всадит ему нож в сердце… От такого неврастеника злосчастного все станется… А Андрей смеется: «Я, говорит, ногтем его придавлю… Есть кого бояться!»

– А где… она теперь? Сюда часто… приходит?..

– Да их нету в Москве давно… Как начался пост, он её увез в именье дяди, под Харьковом… Каков?.. Заработка лишил, уроков казенных. «На что, – спрашиваю, – жить будете?» Отвечает: «На подножном корму проживем до лета у дяди…» Нервы, видите ли, У него развинтились… А на лето взял ангажемент… Турне по волжским городам. Хочет и Соню пристроить на сцену. Ужасно!.. Такой вертеп, такой омут! Слава Богу, что мама не дожила до этого горя! «Не стану, говорит, я врозь с нею жить! Лучше петлю на шею„.»

А Андрей кричит на него: «Сам на тебе затяну петлю с наслаждением… Только влезь, Бога ради, а чужой век не заедай!..» Плакала Соня ужасно. Советовалась со мной, как быть. Ну, что тут скажешь? Муж… Не туфля, чтоб с ноги сбросить. По этапу стребует… Конечно, можно и отделаться от него. Хоть и канитель это ужасная. Но главное, что она его жалеет, любит по-своему… Уж за что любить такого лодыря, тайна великая!.. Но боюсь, что всё это кончится драмой…

– Так её нет здесь? – медленно сказала Лиза и опять автоматичным жестом провела рукой по глазам, точно паутину снимала.

Когда счастливая мать принесла очаровательного ребенка, одетого «девочкой» в батистовое платье, все в кружевах и прошивках, и поднесла к тете это точеное личико, – мрачные и пылающие глаза так испугали Адю, что он залился слезами. Но Лизу не тронул этот испуг. Она не поцеловала когда-то безумно любимое дитя. Она отвернулась. И пока сконфуженная мать, тщетно стараясь успокоить мальчика, уносила его в детскую, Лиза думала: «Она не знает, почему в его лице слились черты Андрея с чертами Сони… Но я это знаю! В объятиях Кати он грезил об этой девчонке. Он изменял Кате даже в такие минуты… Чего стоит любовь такого человека? Чего стоят его признания? Пылая любовью ко мне тогда, он обнимал жену… Как сумасшедший… Я чувствовала, что такое безумство не пройдет даром… – Она скрипнула зубами и схватилась за волосы. – Порыв, предназначавшийся мне, достался другой… Ха! Ха!.. Не все ли равно? Ха! Ха!.. Я это тоже знала и предчувствовала… Весь изолгался… Впрочем, нет… Мне он не лгал. Меня не щадил. Любовь – цель, а люди – средство… Любовь – огонь, а женщина – сосуд… Не все ли равно, какой?.. Золотой или глиняный?.. Пламя все то же… Нет, он не лгал… Он жесток и умеет идти к цели. И не хочет себе отказать ни в чем… И только я – жалкая, я – презренная, не умею быть жестокой, не умею взять, что хочу!..»

Странная жизнь началась тогда в семье Тобольцевых… Все шло как бы по-старому, ходили на службу, хлопотали по хозяйству, принимали гостей, пили и ели, и спали, и смеялись… А со стороны казалось, что все они… «представляются», как говорят дети… Все стараются что-то делать, что-то говорить и смеяться, чтоб никто не догадался и не расслышал чего-то страшного и тайного, о чем все думали, но о чем нельзя было говорить, о чем не надо было другим догадываться… Стоило Лизе войти в комнату, как смех и говор замирали мгновенно. Казалось, она пришла откуда-то из другого, таинственного мира – гость на миг – и завтра уйдет опять. Куда?.. Никто не знал… Сначала всем казалось, что недалекая развязка – тюрьма или ссылка – выделяет её так резко от простых, обыкновенных людей… И что совестно смеяться, петь или говорить о жизненных дрязгах перед той, кто так много выстрадал и кому впереди ещё так долго страдать… Но только долго спустя Тобольцев, его мать и жена поняли свои предчувствия, поняли причину этой грусти, этого несознанного страха… Лиза была не такая, как все… Печать роковой судьбы лежала на её челе…