– Николай, не паникуй. Разберемся… Мы верим, что ты не враг. Но раз на тебя «показывают» Сокольников, Астров, Куликов, другие двурушники, которые признались в своем вредительстве, надо спокойно разобраться… Успокойся!

– Как можно даже думать, что я «пособник террористических групп»! – срывался Бухарин.

– Спокойно, Николай, спокойно. Разберемся… – И Сталин вешал трубку.

Объяснения Бухарина и Рыкова на комиссии, по сути, слушать не стали. Главные «аргументы» были те же: участники «параллельного троцкистского центра» утверждают, что Бухарин, Рыков и будущие «однодельцы» знали о вредительской, террористической деятельности «центра» и помогали в ней. Бухарин был в отчаянии; Рыков вел себя сдержаннее, поняв, что их неотвратимо ждет судьба недавно расстрелянных Зиновьева, Каменева, а затем и Пятакова, Муралова, Дробниса, Шестова и других «подлых изменников». Именно такие эпитеты были в ходу, когда дело касалось политических процессов. Бухарин объявил голодовку в знак протеста против чудовищно несправедливых обвинений.

Вечером 26 февраля, а затем утром 27 февраля Бухарину позвонил Поскребышев и сообщил, что ему и Рыкову надо явиться на Пленум, который уже начал работу (хотя Бухарин и Рыков еще были кандидатами в члены ЦК, их приглашали уже не на все заседания). Кроме Уборевича и Акулова, никто не подал им руки. Началось заседание комиссии Пленума по «делу» Бухарина и Рыкова. Еще до доклада Ежова Сталин бросил в зал:

– Бухарин объявил голодовку. Николай, кому ты выдвигаешь ультиматум, Центральному Комитету? Проси прощения у него.

– Но ведь вы собираетесь меня исключать из партии…

– Проси прощения у ЦК.

Бухарин, как с ним бывало не раз, не выдержал. Ему почудились в словах Сталина проблески надежды. Однако тут же он понял, что в основе рассмотрения его «дела» лежат материалы следствия НКВД, а его объяснение, письменное и устное, расценивается лишь как попытка «ввести партию в заблуждение». Сейчас можно только догадываться, что испытали Бухарин и Рыков перед стеной не просто непонимания, а заранее запрограммированной враждебности. У членов комиссии были данные, которые опирались на «доказательства», «показания», полученные от уже осужденных недозволенными способами.

Бухарин на предложение председателя комиссии Микояна чистосердечно признать свое участие в антигосударственной деятельности резко, с места, ответил:

– Я не Зиновьев и Каменев и лгать на себя не буду.

– Не будете признаваться, – тут же зло ответил ему Молотов, – этим и докажете, что вы фашистский наймит, они же в своей прессе пишут, что наши процессы провокационные. Арестуем – сознаетесь!

– В НКВД есть люди, которые, прикрываясь авторитетом партии, творят невиданный произвол, – продолжал Бухарин.

– Ну вот, мы тебя туда пошлем, – вмешался Сталин, – ты и посмотришь…

Пожалуй, знали о том, что обвинения фальшивые, лишь Сталин, Ежов и его ближайшее окружение. Бухарин и Рыков, вся жизнь которых была как на ладони, не могли быть врагами. Сталин почувствовал колебания членов комиссии, ознакомившихся с письменным заявлением Бухарина, поспешил завершить обсуждение заранее обговоренным решением. Приступили к поименному голосованию предложения Ежова, которое гласило: «Исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК и членов партии, с преданием их суду военного трибунала, с применением высшей меры наказания – расстрела». Но следующий же голосующий, Постышев, заявил, что он «за исключение и предание суду, но без расстрела». Буденный, Мануильский, Шверник, Косарев – «за исключение, суд и расстрел». Антипов, Хрущев, Николаев, Шкирятов – «за исключение, суд без расстрела»…

Сталин понял, что единогласного решения уже не будет, и сделал свой ход, продумав его, как всегда, до конца:

– Я предлагаю, – заявил он, – исключить Бухарина и Рыкова из партии, суду не предавать, а направить это дело для расследования в НКВД.

Сталин знал, что это равносильно чудовищному и противозаконному «исключить, судить, расстрелять», но внешне он выступил миротворцем, даже «гуманистом». Возможно, у Бухарина и Рыкова после предложения Сталина вновь затеплился слабый уголек надежды. Естественно, что после сталинского резюме большинство членов комиссии выступали уже с облегчением:

– Я за предложение товарища Сталина, – так заявили Крупская, Варейкис, Молотов, Ворошилов. Иные повторили слова Постышева – Косиор, Петровский, Литвинов: за «суд без расстрела». Но из истории не выбросишь и того, что Косарев и Якир, ближайшие очередные жертвы беззакония, проголосовали и после сталинского предложения за «исключение, суд и расстрел». Как видим, ряд членов комиссии выносили еще до суда приговор; остальные изложили иное мнение, не предрешающее, казалось бы, ужасного конца. Микоян, председательствовавший на заседании комиссии, публично своего мнения не высказал. После поименного опроса решили еще раз проголосовать. Теперь уже единогласно прошло предложение Сталина:

1. Исключить из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) Бухарина и Рыкова; суду их не предавать, а направить дело Бухарина и Рыкова в НКВД;

2. Поручить комиссии в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и Ежова выработать на основе принятого решения проект мотивированной резолюции.

Председатель комиссии

27.02.37 г.

А. Микоян.

Сталин понял, что нужно готовить еще один процесс. Исход его был для «вождя» ясен.

Бухарин и Рыков сразу же после окончания заседания, едва выйдя из зала, были арестованы. Начались долгие тринадцать месяцев, которые отделяли Пленум и финал трагедии Бухарина и Рыкова, а вместе с ними и многих, многих людей, которые потенциально могли быть против единовластия «вождя».

Остается добавить, что по «делу» Бухарина и Рыкова была принята испещренная собственноручными поправками и вставками Сталина резолюция. Она явилась, по существу, политической инструкцией и методологическим ключом в подходе к аналогичным делам. Пленум не просто одобрил теоретические тезисы Сталина об «обострении классовой борьбы» на современном этапе, но и преподал урок, какой должна быть реакция на «вражеские» действия. В резолюции было три пункта. Краткое их содержание таково:

1. На основании следственных материалов Пленум ЦК устанавливает, что тт. Бухарин и Рыков, как минимум, знали о преступной, террористической, шпионской и диверсионной деятельности троцкистского центра, но скрывали это, чем и содействовали преступному делу.

2. На основе следственных материалов НКВД, очных ставок Пленум ЦК устанавливает, как минимум, что тт. Бухарин и Рыков знали об организации преступных террористических групп со стороны их учеников и сторонников Слепкова, Цейтлина, Астрова, Марецкого, Нестерова, Родина, Куликова, Котова, Угланова, Зайцева, Кузьмина, Сапожникова и др. и не только не вели борьбы, но и поощряли их.

3. Пленум ЦК ВКП(б) устанавливает, что записка т. Бухарина в ЦК ВКП(б), где он пытается опровергнуть показания поименованных выше троцкистов и правых террористов, является по своему содержанию клеветническим документом.