«Какое счастье! Я наконец смогу отдохнуть сегодня вечером!» — думала она, шагая вдоль парапета моста, возвышающегося над Сеной.

Ей совершенно некогда было скучать, и она ложилась спать рано, чтобы выдержать изнуряющий рабочий ритм. Ее нервы были на пределе от такой беспокойной жизни, но, так же как и в Квебеке несколько лет назад, Эрмина испытывала огромную радость, занимаясь своим любимым делом.

«Если бы только среди публики было меньше немецких солдат! Но они повсюду и ведут себя как хозяева мира!»

К тому же пение тоже могло быть способом борьбы. Октав, к примеру, объяснил ей причину неослабевающего успеха песни «Мой любовник из Сен-Жана»:

— Сен-Жан — это квартал в Марселе, который нацисты стерли с лица земли, устроив облаву на тысячи евреев. Разумеется, песня была написана еще год назад, музыка замечательная и слова трогают женское сердце, но теперь слушатели прежде всего ассоциируют ее с этим варварским злодеянием. Среди многих других, увы!

— А я думала, что речь идет о празднике Сен-Жан.

— Нет, квартал Сен-Жан находился возле Старого порта, — возразил Дюплесси. — Ах! Я люблю Марсель так же, как и Париж. Как бы я хотел вас туда свозить…

И теперь Эрмина хотела включить эту песню в свой репертуар. Она мысленно напела ее строки как раз перед тем, как войти в дверь отеля:

Не знаю, зачем

Я пошла танцевать в Сен-Жан.

Но когда один парень меня поцеловал,

По спине пробежали мурашки,

И я пропала.

Как не потерять голову

В объятиях дерзких рук?

Ведь мы всегда верим

Сладким словам любви,

Когда их произносят с пламенным взглядом.

Он так мне нравился,

Казался самым красивым в Сен-Жане,

И я стояла, опьяненная, безвольная,

Под его поцелуями…

— Мадам Дельбо, — позвал портье из-за своей стойки. — Для вас есть сообщение от месье Шардена — он звонил после обеда.

— Ах! — воскликнула она, сразу запаниковав. — Что-то случилось?

— Не знаю, мадам. Этот месье просил, чтобы вы перезвонили ему домой.

Его недоуменный вид ясно давал понять, что он считает звонки своей клиентки за границу несколько странными и очень дорогостоящими. За несколько дней он сделал вывод, что эта красивая молодая женщина — весьма обеспеченная особа, о чем свидетельствовали также ее туалеты и драгоценности.

— Спасибо, я сейчас же перезвоню, если кабинка свободна! — взволнованно сказала Эрмина.

— Она свободна, мадам.

Дрожащими пальцами Эрмина сняла трубку из черного бакелита. Ей представилось самое худшее: кто-то из детей заболел или что-нибудь серьезно себе повредил, а она не сможет быть рядом. Огромный океан отделял ее от семьи, от родных мест Лак-Сен-Жана, от Валь-Жальбера. Даже если ей придется разориться, она останется на линии столько, сколько потребуется, чтобы утешить Мукки, кого-то из близняшек, Киону, Акали или Луи. Ее сердце сжималось в груди, пока она ждала соединения со своим домом.

«Господи, пожалуйста! Только бы все были здоровы, только бы не случилось несчастья! Я буду казнить себя всю оставшуюся жизнь за то, что уехала искать мужа, который по-прежнему далек от меня, — так же далек, как и мои дети!»

Она уже еле сдерживала слезы, когда в трубке наконец раздался голос отца:

— Эрмина?

— Да, папа, говори скорее, что случилось!

— Ничего страшного, доченька. Успокойся, дети прекрасно себя чувствуют, мама тоже. Все домочадцы, в общем. Но у Кионы было небольшое недомогание.

Эрмина сразу все поняла. Октав посоветовал ей изъясняться завуалированными фразами, никогда прямо не называть имен или вызывающих подозрение вещей. Считалось, что телефонные разговоры могут прослушиваться при помощи радиостанций и радиопередатчиков и привести к гибели «воинов тени», как называли участников Сопротивления.

— Опять эти головокружения? — рискнула она. — Поцелуй ее от меня покрепче, папа. Мне так ее не хватает! Мне не хватает вас всех.

— Головокружения и кошмары, бедная девочка. Она много плакала, ей показалось, что она увидела во сне своего старшего брата во Франции, спасающегося от стаи кровожадных волков. Пришли ей красивую почтовую открытку, чтобы утешить. Хорошо, Мимина?

Жослин никогда ее так не называл. Она пыталась понять, почему он это сделал, придя в ужас от услышанного. Судя по всему, у Кионы было видение, в котором Тошан столкнулся с немецким патрулем.

— А эти ужасные волки не причинили вреда ее брату?

— Нет, но кошмар сильно ее напугал, — добавил Жослин, который, казалось, был не в своей тарелке. — Ты ведь знаешь малышей! Кионе также показалось, что она видела кошку с котенком в этом амбаре. Впрочем, прости, что побеспокоили тебя из-за такого пустяка… Передаю тебе маму, она хочет что-то сказать.

Лора постаралась выпалить все, что было у нее на душе, с такой скоростью, что Эрмина с трудом успевала за ней.

— Милая моя, ты так далеко! Я думаю о тебе изо всех сил в преддверии твоей премьеры «Фауста». Ты должна ослепить Париж, пообещай мне! Я так горжусь тобой, но очень расстроена, что не смогу присутствовать в зале. Доченька моя дорогая, будь сильной, будь лучшей! Господи, я так люблю тебя, Эрмина! У вас там хорошая погода? Здесь до сих пор идет снег.

— Да, в Париже очень тепло, уверяю тебя. Расскажи мне лучше о нашей семье, мама.

— Не волнуйся, у всех все хорошо! Шарлотта по-прежнему играет в затворницу в своем «маленьком раю», Мадлен прекрасно мне помогает, Мирей простудилась. А Жо женится на мадемуазель Дамасс в середине апреля. Я хочу подарить им в качестве свадебного подарка ночь во Дворце Роберваля. И я…

Соединение прервалось после оглушительного треска. Дрожа от волнения, Эрмина повесила трубку. Она вышла из кабинки на ватных ногах и попросила ключ у портье, который делал вид, что просматривает регистрационный журнал постояльцев.

— Все в порядке, мадам?

— Да, спасибо.

Она свободно вздохнула, лишь оказавшись в своей комнате. Тем не менее слезы отчаяния полились из глаз.

— Тошан! Любовь моя, где ты?

Лежа на кровати, она вспоминала каждое слово своего отца. Он неплохо справился, рассказав ей о главном и не назвав вещи своими именами.

«Мы оба во Франции, Тошан, но я никак не могу тебя найти, — сожалела она. — И эта кошка с котенком, по всей видимости, женщина и ее ребенок. В целом это сходится с предположениями Октава».

Она посмотрела на свои часы, испытывая искушение снова связаться с родителями. Те со своей стороны тщетно пытались дозвониться до отеля. Они намеренно скрыли от нее, что Киона до сих пор не оправилась от своего видения.

Валь-Жальбер, тот же день