— Дорогая мадам, вы великая артистка и очень красивая женщина! Вы должны разделить со мной столик сегодня вечером в «Максиме». У вас будут подарки, драгоценности!

— Извините, месье, но я должна быть на сцене через пять минут. Прошу, пропустите меня! Да, я поужинаю с вами, поужинаю, — сказала она со странной улыбкой, в котором ему почудилось нечто большее.

Он поспешил вернуться в свою ложу, уверенный, что уже покорил сердце Эрмины, которая в это время боролась с подступившей к горлу тошнотой. Ее сердце билось в безумном ритме, во рту пересохло. «Я не смогу петь! Октав сошел с ума! Нас арестуют до конца последнего акта! Господи, помоги мне увидеть Тошана, моего любимого мужа! Наверное, это было глупостью и безумием — приехать во Францию, но теперь я знаю, что должна была сделать это ради Тошана».

Пытаясь успокоиться, она подошла к занавесу и выглянула в зал. Гигантская люстра сверкала всеми огнями, придавая роскошной обстановке еще больше яркости. Живопись на потолке, скульптуры в ложах — все было красиво освещено и словно пронизано магией сюжета.

«Недолго же я здесь пробыла, — подумала Эрмина. — Однажды я, возможно, сюда вернусь, если война закончится».

Ей потребовалась вся ее воля, чтобы снова перевоплотиться в Маргариту, ставшей жертвой дьявола Мефистофеля и обесчещенной Фаустом. Однако она испытывала нечто вроде страстного нетерпения, исполняя последнюю часть арии героини, взывающей к небесным ангелам. Стоя на коленях и протянув руки к небу, Эрмина пела с душераздирающей искренностью:

Господи, спаси и сохрани!

Господи, прошу тебя!

Чистые ангелы, лучезарные,

Заберите мою душу на Небеса!

Боже праведный, на тебя я уповаю!

Боже милосердный, я тебе принадлежу!

Прости меня!

Несравненный голос Снежного соловья отзывался в сердцах всех зрителей — и немцев, и французов. Ее хрупкий силуэт в белой накидке и взволнованное лицо вызвали слезы у чувствительных зрительниц. Казалось, ее собственная жизнь зависела от этих ангелов, которых она умоляла прийти и спасти ее от зла. Кто бы мог подумать, что это необыкновенное сопрано, дрожащее от отчаяния, ничуть не умаляющего ее таланта, взывало сейчас к маленькой девочке с рыжими волосами и янтарными глазами, находившейся за тысячу километров от Парижа, в канадском городке-призраке? Маленький ангел, пугливый и хрупкий… ее Киона.

Это был настоящий триумф. Аплодисменты не стихали, и каждый зритель поклялся себе не пропускать ни одной оперы с участием Эрмины Дельбо.

— Скорее! — шепнула ей Жанина, как только она вошла в свою уборную. — Октав ждет нас в машине. Не удивляйтесь, если нас будут проверять в дороге. По нашим документам у нас с вами одна фамилия. Нужно всем говорить, что вы моя сестра.

— Да, конечно. Жанина, я боюсь, я ужасно боюсь! Мы не можем ни с кем попрощаться?

— Ни в коем случае! Иди за мной! Переходим на «ты», сестренка.

Чуть позже Эрмине будет вспоминаться этот побег как какой-то странный кошмар. Ее движения казались ей замедленными, хотя она переоделась в рекордно короткое время. Быстрые и тихие шаги по ступенькам служебной лестницы останутся в ее памяти тяжелыми и неуклюжими.

Охваченная животным страхом, с хаотично мечущимися в голове мыслями, она видела перед собой только одну цель — покинуть Дворец Гарнье и уехать как можно дальше от Парижа. Возможно, в конце своего пути она увидит Тошана.

Дюплесси не промолвил ни слова, пока они ехали по столице. Сидя на переднем сиденье, Жанина курила сигарету за сигаретой.

— Не нужно поддаваться панике, — наконец произнес импресарио. — Возможно, они будут допрашивать Ксавье Дюбуа не сегодня вечером, а завтра утром. Это дает нам фору. Существует и другая возможность: нас уже ищут, и если мы наткнемся на кордон, то пропали. Теперь все зависит от удачи. Простите, что я втянул вас в эту историю, Эрмина. Такого я совершенно не предполагал. Я думал, что все будет идти по моему плану и без особой опасности для вас.

— Не извиняйтесь, уже слишком поздно, и я бросилась очертя голову в то, что называю ловушкой. Но вы мне кажетесь искренним. К тому же у нас полно других забот, не стоит пережевывать свои ошибки. Скажите, люди имеют право путешествовать внутри страны?

— Если ты не еврей, сколько угодно, — насмешливо сказала гримерша. — Франция оккупирована, но это не мешает передвигаться по стране. Мы едем в загородный дом моего парня, и я везу с собой сестру, которой нужен свежий воздух.

Жанина рассмеялась нервным, почти на грани истерики, смехом. Эрмина поняла, что она с облегчением следует за любимым мужчиной.

— Вы едете очень быстро, — сказала она Дюплесси, когда он мчался по безлюдному бульвару.

— Я тороплюсь скорее выехать из Парижа. Когда проедем Фонтенбло, я смогу свободно вздохнуть. Простите меня, милая, я сегодня не в настроении болтать.

Она взгляделась в профиль мужчины и увидела его совершенно другим. Так, вцепившись руками в руль, сжав губы и стиснув челюсти, он предстал перед ней в своем истинном образе. Это был хищник, воин, умело обманывающий свое окружение юмором, блеском и надменными улыбками. «Я никогда не обращала внимания, но его глаза редко бывали веселыми, они не улыбались. Даже в Валь-Жальбере, когда он приехал к нам в первый раз, а также в Квебеке, у него был этот острый, беспощадный взгляд. Я должна была это заметить».

Удрученная, по-прежнему терзаемая тревогой, она в полной мере осознала, как война влияет на людей, на примере Октава Дюплесси. Артистической деятельностью он занялся благодаря своим качествам характера, которые и превратили его в руководителя подпольной организации, участника Сопротивления, готового пожертвовать собой ради своих идей. Тем не менее он использовал ее, так ничего и не рассказав о своей деятельности, несмотря на ее настойчивость. Чем больше она размышляла над этим, тем быстрее страх превращался в гнев. Жанина обернулась, вгляделась в ее лицо в полумраке и приветливо спросила:

— Все хорошо, Эрмина? Кстати, я хотела тебя спросить… Кто такая Киона? Русская шпионка?

— У каждого свои секреты, — сухо ответила она. — Почему я должна рассказывать о Кионе? К тебе, Жанина, претензий у меня нет, но я считаю, что имею право больше знать о месье Дюплесси.

— Если вы сердитесь на меня, милочка, скажите мне об этом в лицо, — бросил он.

— Это сложно сделать, пока вы за рулем, — насмешливо ответила она. — Но, по правде говоря, мне это надоело! Я подчинилась вам во всем, покинула Квебек, чуть не умерла в самолете, улыбалась немецким офицерам — все это ради вас! — а что в результате? Мы мчимся куда-то в ночи под предлогом, который я даже не могу проверить! Октав, я должна иметь четкое представление о ваших планах.

— Что именно вас беспокоит? — проворчал он.

— Все мне кажется нелогичным, обескураживающим, пугающим. Приведу пример. Жанина призналась мне, что вы отвозили супругу и детей Ксавье Дюбуа в монастырь, потому что они евреи. Это мне понятно. Но вечером вы заявляете, что Дюбуа был арестован. Как вы могли спасти его семью в последний момент?