Однако эта проблема кажется незначительной на фоне другой, куда более серьезной. Даже наши сторонние наблюдатели очень мало писали о славянах. Восточноримские источники коротко сообщают о славянизации Балкан в VI–VII веках, в западноримских кое-где проскальзывает упоминание о расселении славян на запад вдоль Карпатского хребта и в предгорья Альп, а источники эпохи викингов проливают свет на последний рывок славянских племен на северо-восток к озеру Ильмень. Однако славянизация крупных регионов Северной Европы между Эльбой и Волгой не освещается ни в одном историческом документе. Было бы неплохо в этой ситуации оценить объективность сведений, сообщаемых теми или иными авторами, но по большей части нам даже не от чего отталкиваться. Данные из письменных источников настолько скудны, что создание славянской Европы приходится изучать фактически как доисторические времена, полагаясь почти исключительно на археологические остатки.

И мы вновь многим обязаны двум поколениям ученых после Второй мировой войны, которые внесли огромный вклад в археологические изыскания в странах восточного блока. Когда я впервые поехал в Польшу, в одной только Варшаве в Институте археологии было около 2 тысяч студентов, из которых каждый должен был принять участие в трех экспедициях, чтобы получить диплом. В стране было еще несколько археологических институтов, и схожая тенденция прослеживалась по всему бывшему советскому блоку. Соответственно, было обнаружено множество материалов дописьменной Европы, и не в последнюю очередь артефактов VI, VII и VIII веков, сыгравших важную роль в становлении славян. Археологи Центральной и Восточной Европы особенно успешно распознавали специфические скопления памятников материальной культуры, которые по месту и времени создания вполне можно было связать с тем или иным славянским племенем обсуждаемого периода. Остатки, относящиеся к корчакской системе, и связанные с ней пеньковские памятники состоят из простых собраний керамики, преимущественно горшков, которые ассоциируются с поселением из хижин (обычно около десяти), отчасти ушедших в землю, в них непременно имелась печь, сложенная из камней в одном углу. Порой рядом с поселениями обнаруживались небольшие кладбища с захоронениями кремированных останков в простых урнах, сделанных вручную. Все это черты небольших аграрных сообществ, практикующих смешанное земледелие, обеспечивающих себя почти всем необходимым и использующих железные орудия. Как и ожидается, их находят обычно в тех местах, где хватает плодородной земли, на участках как раз над поймами ближайших рек. Памятники корчакской культуры также примечательны почти полным отсутствием привозных товаров и изысканных металлических изделий, как местных, так и импортируемых[486].

Связь корчакских памятников с ранними славянами не вызывает сомнений, однако проблем с ними хватает. И главная из них – хронология. Памятники корчакской культуры не включают в себя металлические изделия и более изысканную глиняную посуду, стиль которых мог бы меняться со временем, тем самым предоставляя основу для приблизительной датировки. Германские археологические остатки первой половины тысячелетия можно датировать с точностью до двадцати пяти лет, корчакские памятники – только двухсотлетним периодом, между 500 и 700 годами. Есть технологические методы датировки – радиоуглеродный анализ или дендрохронология, с их помощью можно дать более точную датировку, там, где есть дерево или углерод, но они весьма дорогостоящи и в большинстве мест просто недоступны.

Еще сложнее соотнести памятники корчакской культуры и группы ранних славян. Насколько тесные связи существовали между ними, какие именно племена оставили этот след? Все славяноязычные сообщества начала V века вели тот образ жизни, на который указывают корчакские материалы, или нет? И действительно ли только славянские племена создавали такие изделия? Некоторые славяне, без сомнения, принадлежали к этой культуре, но это не говорит о том, что то же самое верно для всех. Более того. Нет причин полагать, что в простых фермерских сообществах на территории, где встречаются корчакские памятники, не говорили на разных языках[487].

Изучение ранней истории славян уже давно осложняется и другими проблемами. Природа их становится очевидной при взгляде на карту земель, которые на протяжении последнего века с небольшим считались родиной славян (см. карту 17). Даже при беглом ее изучении вы заметите, что вариантов много и они весьма разнообразны. По одной версии, земли славян доходили на западе до самой Богемии, по другой – на востоке достигали реки Дон. И у этих разногласий довольно специфическая подоплека. Во-первых, имелась выраженная тенденция со стороны ученых называть родиной славян те земли, откуда они сами были родом. Пройдемся по карте 17: Борковский, назвавший родиной славян Богемию, был чехом; Костжевский, отдавший эту честь Польше, – поляком; Корошеч, выдвинувший на эту роль Паннонию, – югославом (север бывшей Югославии как раз включал в себя часть старой римской провинции); Третьяков и Рыбаков, остановившие свой выбор на восточных регионах, – советскими учеными. Бывали, конечно, и исключения. Казимир Годловский, утверждавший, что родиной славян были земли близ Карпатских гор, и пришедший к такому выводу после скрупулезного и беспристрастного исследования материалов, обнаруженных со времен Второй мировой войны, был поляком, и я не думаю, что румынские корни Флорина Курты повлияли на его заключение о том, что славяне изначально вышли из региона между Карпатами и Дунаем.

В целом, однако, влияние националистических идей и их соперничество – в двух разных идеологических эпохах – не может быть яснее. Разумеется, соперничество между славянскими странами было ярко выраженной чертой эпохи национализма в конце XIX – начале XX века. Мыслители и философы пытались возвыситься в своих кругах, связывая первых славян именно со своей родиной. Особенно это было заметно в российско-польских отношениях, учитывая подчиненное положение Польши в Российской империи вплоть до конца Первой мировой войны. Чуть более удивляет тот факт, что это соперничество не угасло и в советскую эпоху. В классической концепции марксизма, как уже упоминалось, любого рода самосознание, кроме классового, является «ложным», то есть идеологией, порожденной элитой с целью управления массами. Вряд ли можно было ожидать, что советские исследователи всерьез заинтересуются вопросом, как и где возникло «ложное» этническое сознание славян, однако, помимо прочих парадоксов, удивляет то, как советская эпоха спаяла воедино марксизм и национализм, да так, что даже шва не осталось. Логичное (по тем временам) предположение, что сама судьба избрала славян стать первым народом, который должен воплотить в реальность новый марксистский мировой порядок, добавило остроты старому соперничеству, и последствия этого могли быть весьма суровыми. До 1980-х годов польские ученые, сомневавшиеся в том, что славяноязычные народы всегда населяли земли между Одером и Вислой – то есть территорию Польши после Второй мировой, нередко наказывались за свои взгляды[488].