Удар отбросил черного гнома к противоположной стене. Он так сильно ударился о нее спиной, что шейные позвонки хрустнули, голова безвольно упала ему на грудь, и он, точно сломанная кукла, рухнул на пол.

Эрагон выдернул руку из дыры в щите, невольно оцарапавшись о разорванный металл, и едва успел вытащить охотничий нож, как на него навалился последний из черных гномов. Эрагон дважды парировал его выпады, а потом сам нанес режущий удар по правой руке противника, распоров и стеганый рукав доспеха, и саму руку от локтя до запястья. Гном зашипел от боли, в его синих глазах над матерчатой маской кипели ярость и ненависть. Он нанес Эрагону еще несколько быстрых ударов, с жутким свистом вспарывая воздух кинжалом, и Эрагону пришлось отскочить назад, уходя от мелькавшего перед ним смертоносного жала. Гном продолжал наседать на него. Отступив еще на несколько шагов и ловко уклоняясь от его выпадов, Эрагон не заметил одного из трупов и, пытаясь его обойти, споткнулся и упал навзничь, сильно ударившись плечом о стену.

С дьявольским хохотом гном в черном сделал колющий выпад, целясь прямо в неприкрытую грудь Эрагона. Выбросив перед собой руку в отчаянной попытке защитить себя, Эрагон откатился чуть дальше, чувствуя, что на сей раз удача от него отвернулась и вряд ли ему удастся уйти от удара.

Завершив поворот, он снова оказался лицом к нападающему и успел увидеть бледное лезвие, стремительно летящее ему в сердце, точно молния, ударившая с небес. Но тут, к его удивлению, кинжал метнулся в сторону, задев один из беспламенных светильников, висевших на стене. Эрагон успел лишь откатиться в сторону, когда его буквально через секунду ударила сзади чья-то обжигающе горячая рука, отшвырнув на добрых двадцать футов по коридору, почти к самому арочному входу. Весь покрытый синяками и ссадинами, оглушенный чудовищным взрывом, он почувствовал, что в барабанные перепонки ему словно вонзилась сотня острых осколков, и зажал уши ладонями, скорчившись на полу и тихонько подвывая от боли.

Когда грохот и боль утихли, Эрагон привстал, опираясь на руки, потом, шатаясь, поднялся, каждый раз скрипя зубами, потому что многочисленные раны и ушибы то и дело давали себя знать. Оглушенный, плохо соображая, где именно находится, он огляделся.

Взорвавшаяся лампа покрыла черной копотью стены и потолок коридора метра на три в длину. Мягкие хлопья пепла еще плавали вокруг; в воздухе пахло гарью, как из кузнечного горна. Гном, который почти успел нанести Эрагону смертельный удар, бился на земле в предсмертных конвульсиях. Все его тело было страшно обожжено. Дернувшись еще два-три раза, он затих. Трое охранников Эрагона остались живы; они лежали на границе черной от взрыва зоны, куда их отшвырнуло взрывом. Пока Эрагон осматривался, гномы сумели подняться и теперь вытирали кровь, обильно сочившуюся у них из ушей и раскрытых ртов. Бороды у всех были опалены и спутаны. Кольца, скрепляющие отдельные части их кольчуг, светились красным, однако поддоспешные кожаные куртки, видимо, уберегли их от сильных ожогов.

Эрагон попытался сделать шаг вперед, но тут же остановился и застонал: жуткая боль пронзила ему спину между лопатками. Вывернув руку, он попытался ощупать это место, чтобы понять, насколько серьезно он ранен, но от этого движения кожа на плече натянулась и боль стала совершенно невыносимой. Почти теряя сознание, Эрагон прислонился к стене, ища опоры. И снова посмотрел на обгоревшего гнома. «Видно, и у меня на спине такие же ожоги», — подумал он.

Заставив себя собраться с силами, он произнес два исцеляющих заклинания, которым научил его Бром во время их совместных путешествий, и как только заклятья начали действовать, ему сразу полегчало; казалось, по спине потекла прохладная, освежающая, снимающая боль вода. Эрагон с облегчением перевел дыхание и выпрямился.

— Вы ранены? — спросил он у охранников, когда те, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, подошли ближе.

Тот, что шел первым, нахмурился, ткнул себя пальцем в ухо и помотал головой.

Эрагон тихо выругался и только тут понял, что тоже не слышит собственного голоса. Пришлось снова прибегнуть к запасам магической энергии. Он произнес заклинание, призванное привести в норму внутренние слуховые органы — не только его собственные, но и гномов-охранников, — и сразу же раздражающая щекотка в ушах почти прошла, а потом и вовсе исчезла.

— Вы ранены? — снова спросил он.

Гном, что стоял справа, дородный, с раздвоенной бородой, кашлянул, выплюнул кровавый сгусток и пробурчал:

— Ничего страшного. Все это время вполне в силах залечить. А как ты, Губитель Шейдов?

— Жив.

При каждом шаге осторожно ощупывая ногой пол, Эрагон вышел из почерневшей от копоти части коридора, подошел к мертвому Квистору и опустился возле него на колени, надеясь, что, может быть, все-таки удастся еще вырвать этого славного гнома из объятий смерти. Но, осмотрев его страшную рану, Эрагон понял, что спасения нет, и печально склонил голову. Душа его болела от воспоминаний о недавнем кровопролитии; перед глазами мелькали те, кого ему уже пришлось убить во время последних сражений. Потом он выпрямился и спросил у гномов:

— Но почему же взорвалась эта лампа?

— Эти светильники наполнены жаром и светом, Аргетлам, — ответил один из охранников. — Если такую лампу разбить, все это разом вылетает наружу. В общем, от них лучше держаться подальше.

Мотнув головой в сторону скорчившихся на полу тел, Эрагон снова спросил:

— А из какого они клана, вы поняли?

Гном с раздвоенной бородой порылся в черной одежде одного из мертвых и воскликнул:

— Барзул! У них, похоже, нет никаких особых отметок и родовых знаков, так что опознать их невозможно, Аргетлам. Зато у них имеется вот это! — И он показал браслет, сплетенный из конского волоса и украшенный полированными кабошонами аметиста.

— И что это такое?

— Этот особый сорт аметистов, — пояснил охранник, постукивая по округлому камешку почерневшим от копоти ногтем, — добывается только в четырех местах Беорских гор, и три из этих месторождений принадлежат клану Аз Свельдн рак Ангуин.

Эрагон нахмурился:

— Стало быть, нападение организовал гримстборитх Вермунд?

— Наверняка утверждать я не могу, Аргетлам. Браслет мог подкинуть и кто-то друтой, чтобы ввести нас в заблуждение. Чтобы все решили, что именно Аз Свельдн рак Ангуин во всем виноват, и не догадались, кто в действителности за этим стоит. Однако… если бы мне пришлось держать пари, я бы поставил целую тачку золота, что виноваты во всем именно эти, из клана Аз Свельдн рак Ангуин.

— Чтоб им сдохнуть! — пробормотал Эрагон. — Кто бы они ни были! — Он сжал кулаки, чтобы унять дрожь в руках. Носком сапога потрогал один из узких кинжалов, которыми были вооружены незадачливые убийцы. — Чары, наложенные на эти клинки и на этих… гномов, — он указал на трупы, — требуют, как мне кажется, немыслимого количества магической энергии. А кроме того, я даже представить себе не могу, насколько они сложны. И наложение подобных чар сопряжено с огромной опасностью… — Эрагон оглядел своих спутников и прибавил: — Будьте мне свидетелями: я клянусь, что не оставлю это нападение без последствий, и за смерть Квистора тоже непременно отомщу! Какой бы клан или кланы ни наслали на нас этих вонючих убийц с вымазанными черной краской рожами, я все равно узнаю, кто это сделал, и тогда они пожалеют, что им вообще пришло в голову напасть на меня и нанести удар не только мне, но и всему Дургримст Ингеитуму. Клянусь вам в этом своей честью Всадника и члена Дургримст Ингеитума! А ежели кто вас об этом спросит, повторите ему мои слова и мое обещание.