— Все. Отдыхай. Хватит безумных вспышек. — Выпрямился, посмотрел сверху вниз. Айхо приподнялся, в напряжении тело:

— Господин… Вы не тронете их!?

— Не трону. — И, помолчав, добавил тихо: — Я жалею не их — твою душу. А я не сумел в свое время…

Айхо сделал движение к нему.

— Лежи. Я ведь могу и передумать.

— Про то, что я не ваш… я совсем другое хотел сказать!

— Ты сказал достаточно. Не бойся, я понял тебя. Ты всего лишь неправильно выбрал слова.

На ладони остался глубокий след — ногти впечатались глубоко. Но Айхо не видел этой ладони.

* * *

— Кто из вас двоих? Ты или другой?

Слуга молчал. Потом хрипло сказал:

— Я, господин.

— Я так и думал, что ты. Слишком уж гладко получилось.

— Вы правы, мой господин.

— Ты поэтому не стал отпираться?

— Нет. Я понял, что умру, когда вез мальчишку сюда.

В голосе была искренность — он и в самом деле не мог рассчитывать на прощение. Слишком велика вина. Да и Айхо лишь чудом не оставил этот мир…

— Чудом… — негромко повторил свою мысль наместник. — Скажи, почему ты помог ему?

— Не знаю. Я могу сейчас найти сотню причин, но в самом деле не знаю. Это было безумие.

— Или же чудо? — уголок рта дрогнул в улыбке. — Может быть, показалось?

— Какая смерть меня ждет?

— А надо знать непременно?

— Нет… наверное, нет.

— Я не скажу, — наместник поднялся. — Не скажу, потому что и сам не знаю. Ты свободен. Иди — только покинь город, как собирался.

Кайки не верил своим ушам.

— Как?! Вы прощаете меня?!

— Я — нет. Но мальчик простил. Не надо делать ему еще больнее.

— Он… обещал за меня заступиться… и повторил это здесь, у ворот, когда я привез его…

— Он не нарушил слова.

Йири поднялся. На пороге обернулся:

— Перед тем, как покинешь город, посоветуй тем, кто тебя подкупил, оставить мальчишку в покое. Я скоро буду знать, кто они… лучше им забыть имя Айхо.

Дверь плавно отъехала в сторону и вернулась на место. Слуга подошел и открыл ее. Охранников не было.

— Чья это вина, господин? — Те-Кири полон желания знать все подробности.

Йири глянул через плечо.

— Больше всего — пожалуй, моя.

— Но змея… как можно??

— Бывает всякое.

— Но виновные… неужто никто не будет наказан?

— Яссин уже мертва.

Они были ровесниками — родились с разницей в месяц. Ниро, когда не был занят, постоянно сидел в комнате неожиданного гостя. Тот был, как солнышко — веселый и легкий, не обременявший собой никого.

К Айхо отнеслись с подлинной теплотой не только потому, что так желал господин. Только Шинори старался делать вид, что юного актера нет в доме.

— Твой брат меня ненавидит, — печально сказал Айхо однажды.

— Не обращай внимания. Что он тебе?

— Он предан господину… а я разве враг?

— Наоборот, — засмеялся Ниро. — Ты боишься Шинори?

— Боюсь, — признался юноша. — Он, кажется, так ненавидит меня, что…

— Что? На подлость он никогда не пойдет, уж поверь. Он врезал бы тебе от души, дай ты малейший повод, — но ты сам сказал, он слишком предан господину. Тому не понравится, окажись ты в синяках, — весело говорил Ниро.

— Синяков можно и не оставить. Да я не о том. Ударит — не страшно. Я чего-то другого боюсь, после чего господин станет смотреть на меня, как на грязь…

— Шинори пошел бы искать то, что может тебя очернить…

— Благо, ходить далеко не нужно.

— Не перебивай! Только господин знает о тебе все. Ты разве не понял?

— Понял. Но до сих пор сомневаюсь — а все ли? Иначе… зачем я ему такой?

Ниро с улыбкой развел руками. Айхо продолжил задумчиво:

— Он так добр со мной… Я столько узнал… Отец много рассказывал мне, но у него почти не было книг — только пьесы да записки мудрецов о театре и музыке… Но об остальном мире я почти ничего не знал.

— Разве это мешало тебе жить в свое удовольствие? — фыркнул Ниро. — Я тоже не знаю многого.

— А теперь я хочу знать.

— И только поэтому ходишь за ним как тень? — лукаво прищурился Ниро. — Из тебя вышел бы отличный охранник — впрочем, ты не больно-то смотришь по сторонам. Только в одну…

— И еще я не смогу убить даже кошку, — смехом ответил Айхо.

— Змею же убил.

— Не уверен… не знаю. Сейчас мне ее жаль.

— Вот дурак. — Ниро взглянул на актера. — Я бы хотел, чтобы тебя оставили в этом доме. Но не надейся — этого не случится. Ты уже поправился и скоро покинешь нас.

— Да… это я знаю.

— И все же надеешься?

— На то, что оставят? Нет. Я знаю свое место. Но, может быть, мне позволят хоть изредка появляться здесь… и даже не это самое важное, — почти беззвучно закончил он.

* * *

— Это же… как розовый куст у дороги — цветок сорвет любой, кто захочет! И всерьез его отличать…

— А ведь он талантлив, — заметил младший брат.

— Только те, кого он играет, не бежали исполнять любую прихоть первого, кто позвал! Любую! А он еще рад угодить!

— Ты уверен? Только потому, что он часто смеется? Шинори фыркнул.

— Зря ты так, — возразил Ниро. — Не надо так про него говорить. К тому же… Ну, сам понимаешь. Ты судишь пристрастно.

— Послушай — может, и так, но — любой, не этот!

— Они похожи.

— Что?! — возмущенный вопль исказил губы, вырвавшись хриплым и низким звуком.

— Тише… Весь дом переполошишь. Я сказал правду, Шинори. Они — одна кровь.

— Как… ты… можешь равнять… — еще миг, и он бы ударил брата — младшего, всегда заботливо опекаемого.

— Они оба чисты. Так чисты, как бывают лишь единицы… и оба — Дарители красоты. И ее воплощения, отмеченные смертью. Таких обычно жизнь не щадит… Но им повезло. Наш господин — я не знаю, почему он такой. Это, как сказка… но сказки не всегда бывают о счастье. А Инорэ… на свой лад он был счастлив, наверное. Я плохо знаю людей…

— Тогда не берись судить, — зло оборвал Шинори.

— Я плохо знаю людей, — спокойно продолжал младший, — но знаю своего господина, потому что он дорог мне. И поэтому я смотрел на того, кто им отмечен. Ты же не считаешь господина глупцом?