Вечером пошел дождь. Ливень — струи стучали по крыше, словно стрелы, вот-вот пробьют. «Какой же будет зима?» — подумалось Йири.

— Спой, — обратился он к юному актеру. — Одинокому на дороге сейчас несладко. А в домах — хорошо, если все свои рядом.

Айхо облокотился на руку, чуть отвернувшись, запел. Это была странная песня — ничего подобного Йири от него раньше не слышал. Она начиналась протяжно, и чем дальше, тем напряженнее становилась — словно готовая лопнуть струна. И ничего не было больше — струна и пламя, и неизвестность — струна раньше порвется или сгорит…

Оборвалась неожиданно, словно ударив — такая простая и такая жестокая.

— Таких, как мы, песня, — задумчиво произнес Йири, не двигаясь с места, не сводя глаз с узором украшенного светильника.

— Чья? — растерялся Айхо.

— Пустое… Забудь.

Приближались дни мертвых, сооно тарани. Живые старались без нужды не выходить на улицы в эти дни. Во всех домах жгли ароматные свечи и палочки, вспоминали тех, кого нет, называя иными именами, не теми, что умершие носили при жизни.

Человек шел один среди ночи. Серой тенью крался меж каменных глыб, хрустя осколками тонкого льда.

Штаны на теплой подкладке — но рубаха летняя; от хлесткого ветра и холода едва спасала драная куртка. Он выглядел больным, на стертых ногах — потрепанная обувь, которую явно чинили наспех и чем придется. Он брел — в кромешной тьме, под низко нависшими тучами, грозившими разразиться снегом. В горах и предгорьях уже стояла настоящая зима.

Человек все шел и шел. Остановись он ненадолго, возможно, у него не хватило бы сил продолжать путь. Не один день блуждал он по лесам предгорья, делая подчас длинный крюк, чтобы обойти патрули и деревни, пробирался извилистыми расщелинами между высоких гор.

На вид ему было около двадцати; он был высокого роста, легкого, но крепкого сложения. Движения упругие, хищные — ни крайняя усталость, ни полузажившие раны, ни болезнь не отняли сходства с дикой лесной кошкой. Из-под тряпки, скрывающей лицо, выбивалась золотистая прядь и сверкали зеленые рысьи глаза, яркий и злой огонь которых не погасила даже усталость.

Мертвых он не боялся. Живых — тем более.

Взять у него было нечего — а судя по взгляду, он сам был опасен. Он шел только по ночам, чтобы незамеченным добраться до знакомых мест, где мог надеяться — не выдадут.

Что скажут там, куда он идет? Прогонят? Или сдадут властям? Все равно нет сил идти дальше, если прогонят…

Зима обещала быть суровой; зато как ранние морозы помогли беглецу! Да и кроме того, разве не любил он всегда зиму, несмотря на то, что душой был — огонь?

Опасаясь, чтобы первые проблески зари не застали его на открытом пространстве у реки, человек сделал усилие и ускорил шаг. И вот часам к четырем утра каменные глыбы сменились чахлым леском. А потом он заметил мерцание желтоватого огонька, прорезающего завесу утреннего сумрака.

Огонь мог развести кто угодно — лесоруб, одинокий путник, дозор… да мало ли? Мог и неуспокоившийся, тот, кого не забрали посланники Неба с этой земли.

Человек напряженно пытался разглядеть, движется огонь или нет. Потом усмехнулся.

«Попробуйте, поймайте!» — мелькнула злая мысль. Кто бы там ни был, хоть сами демоны!

Он все же свернул в сторону, хотя лезть прямо по валунам и бурелому было совсем невозможно.

Человек не сделал и полусотни шагов, как вдруг наступил на сухую ветвь, и справа от него раздался возглас: «Кто там?»

Беглец и не подумал ответить на окрик. Он распластался на земле.

Теперь те, что сидели у костра, могли подумать, что в сумраке им просто померещилась какая-то тень, а ветка хрустнула не по вине человека…

Это были стражники одного из постов дорожного патруля, который медленно двигался то в одну, то в другую сторону каждый в своем районе.

Лишь один из дозорных заметил мелькнувшую тень.

— Ты уверен, что видел его?.. — спросил другой.

— Да, — ответил первый. — Должно быть, какой-нибудь недобитый разбойник. — Голос его дрогнул. Солдаты исправно несли службу, но отдали бы все свое жалованье, лишь бы в дни сооно торани находиться под крышей хоть нищего деревенского домика.

— Конечно, разбойник, — поспешно согласился второй. — Не первый и, наверно, не последний в этих горах.

Люди вслушивались, но страх притупил чутье.

А человек почти не дышал — скорее они могли бы услышать, как шевелятся тени. Едва дозорные отвлеклись, беглец снова пустился в путь по направлению к берегу и еще до рассвета нашел убежище в пустующей, крытой соломой хижине в одной ани к югу от костра дозорных.

А вечером вышел к притоку Иэну, речке Сай. Теперь, вместо того чтобы углубиться в лес из ольхи и кленов, раскинувшийся на берегу, он счел для себя безопаснее идти прямо по реке, по выступающим на берегу камням.

Плотно запахнутая куртка с трудом спасала от пронизывающего ветра. Человек шел, скользил по мокрым камням и по льду. К трем часам утра путник прошел около двух ани.

С левого берега Сай донесся вой. В темноте трудно было определить, приближается или удаляется зверь. Если это был зверь — ведь в дни мертвых и нечисть гуляет привольно.

Человек на мгновение остановился, прислушиваясь. Надо быть настороже, не дать застигнуть себя врасплох.

Вой повторился еще несколько раз. Ему отвечали другие. Стая волков бежала по берегу Сай и, вероятно, учуяла присутствие человека.

В этих местах негде было укрыться от нападения …

Человек поспешил к лесу — хоть спиной к дереву прислониться. Не успел.

Прямо перед ним стоял волк, седой, вздыбивший шерсть на загривке. Бежать было некуда… да и не смог бы он ни убежать, ни справиться с волком сейчас.

Глаза хищника посверкивали желтым — это был зверь, не оборотень.

— Тварь…

Человек нагнулся и поднял первую попавшуюся под руку палку, короткую, но вроде крепкую.

Двигался он неловко — и ненавидел себя за это, за беспомощность и усталость.

Зверь прыгнул — промахнулся, вцепившись в рукав. Ударил волка по носу и сумел освободить руку. Невольно усмехнулся обветренными губами: вернуться туда, куда так стремился — и не оставить там даже костей!..

Дождь перестал, но все было подернуто туманом. Отступая, обороняясь с трудом, добрался до огромной кривой сосны — и вознес молитву Небесам, чего не делал уже очень давно.

Уперся спиной в дерево. Силы вернулись на миг, и взлетел на ветви, словно не было болезни и усталости. Сук хрустнул, но выдержал. А с соседней ветви блеснули два зеленых глаза. Рысь. И огромная…