Зато её милость Бенетта продолжала лить отраву супругу в уши — о том, что старший сын его ни во что не ставит, не уважает, не ценит, и наследство своё не ценит, и будущее правление — тоже. А младший сын, Гульэльмо, будет кроток и почтителен с отцом, зато строг и требователен — с подданными. И через некоторое время зачитали на площади Великого Солнца указ — о том, что его милость Марканджело лишён всех наследных прав, и имени, и чести, и если он появится в Фаро, то каждый житель имеет право убить его, как бешеную собаку. Тогда-то он и назвался Танкредо Велассио, и стократ прославил это имя. И войнами с неверными, и новыми землями, и порядком везде, где он правил. В нашем-то море последние сто лет от пиратов было не продохнуть, а сейчас — пусть только попробуют сунуться, и это заслуга вовсе не его милости Гульэльмо. Удивительно ли, что сама старая королева Ниаллы приехала к нему сватать за своего единственного сына его единственную прекрасную дочь?

— Значит, дочь господина Фалько… — начала было Лизавета.

— Королева Ниаллы, да. И два сыночка у них подрастают, я слышала. У соседки зять ходит на корабле его милости, на том самом «Морском Соколе», он и рассказал. А как бесился его милость Гульэльмо, когда оказалось, что самый большой и красивый корабль на здешней верфи строили для его изгнанного брата! Он-то в свою матушку пошёл, такой ж злой да желчный, да ещё вспыльчивый, как отец. И ведь не было равных тому кораблю ни в бою, ни в долгом плаванье! Уж конечно, его милость Гульэльмо хотел его себе, то есть, не совсем себе, конечно, он-то сухопутный насквозь, и только на свою обитую бархатом лодку и ступал, и то — по каналам кататься, а чтоб прямо в море — никогда. Это его милость Марканджело весь в деда, и не в его милость Томмазо, а в старого господина Велассио, он и имя-то себе неспроста такое взял. Эх, мне бы скинуть лет десять, я бы тогда поулыбалась его милости!

Лизавета уж и не знала, за что ей благодарить госпожу Клару больше — за косметические процедуры или за такой дивный экскурс в новейшую историю Фаро и фамилии жениха. Вот ведь, влюбилась в телохранителя, а он оказался натуральным принцем! Кому рассказать — со смеху умрёт. Да только некому ей такое рассказывать…

Тилечка говорила, что госпожа Клара владеет магией ухода за собой намного лучше, чем госпожа Элеонора из обители Сияния, да только она сама себе хозяйка, и на Орден работать никогда не станет. Но, подумала Лизавета, если Тилечке это интересно, и если госпожу Клару как-нибудь замотивировать, то, может быть, она согласится учить девочку? Потому что результат был лучше самого распрекрасного спа-салона Лизаветиной родины — волосы шелковистые, блестящие и никакой седины, кожа мягкая и гладкая, ресницы бархатные, ногти отполированные. Красавица, да и только.

— Госпожа, какой аромат нравится вам больше — жасмин или роза? — спросила уже под конец госпожа Клара.

— Ну вы спросили, — рассмеялась Лизавета. — Это будет очень сложный выбор, мне нравится и тот, и другой.

— Тогда берите оба. Когда, вы говорите, церемония? Утром?

— Я ничего не говорила, — покачала головой Лизавета.

— Хорошо, — по-доброму рассмеялась госпожа Клара. — Не говорили. В общем, утром на церемонию — жасмин, а вечером в спальне — розу.

— Мы берём, спасибо, госпожа Клара, — со смехом заключила Тилечка. — Госпожа Элизабетта не перепутает!

— А волосы вам кто приберёт?

— Сама справлюсь, — пожала плечами Лизавета.

— Вот ещё, сама! Не дело такой даме — и самой. Пришлю. Есть у меня одна дальняя родственница, которая умеет подчинить и уложить любые волосы, даже самые тонкие и непослушные.

После чего им ещё была вручена баночка с вареньем из клубники — сладкое и ароматное, самое то для влюблённых — и можно было отправляться восвояси.

Астальдо пробудился как и во все последние дни — в комнатах Агнессы. Ей так было удобнее присматривать за ним, он и не возражал.

Положение беспомощного больного оказалось необыкновенно унизительным. Всю жизнь он был здоров, и даже если когда-то в юности ранен — то это было давно, а его целительское искусство позволяло заживить все повреждения быстро и без потерь. Теперь же его силы не работали вовсе, да и Агнесса не справлялась, он видел, что не справлялась. Даже с помощью целителя из Света не справлялась.

Нет, он был готов к смерти. Он был готов погибнуть в процессе поисков, защищая сокровище, оберегая избранную. Но так-то почему? Им ведь отдали, им всё отдали, и почему же?

Да ни почему. Это тоже из тех вопросов, на которые нет ответа. Где бы взять сил, чтобы научиться принимать все превратности судьбы, как данность, и выживать в любых условиях, как Фалько?

Теперь не Фалько, теперь он Марканджело Фаро, как положено. Это в школе они звали его Фалько — он сам на этом настаивал, мол, это во дворце он наследник, а тут — просто маг, который учится убивать врагов, и точка. И если он крут, так это потому, что лучше всех умеет драться и отлично умеет использовать свои способности, а вовсе не потому, что он родился в семье Фаро. Мол, это когда он был мал и ни к чему не способен, тогда его родовитость имела значение, а сейчас уже — нет. И ведь он выжил и не пропал, когда родной отец лишил его всего — имени, имущества и права появляться в Фаро!

Агнесса рассказывала последние ошеломительные новости — что Пьетро Фаро пришёл конец, что его отец при смерти, и даже обученный целитель из Света не может ничего сделать, только дать ему несколько лишних дней. Что Фалько теперь командует, и что он вместе с Лучами и своими людьми с трёх кораблей зачистил город от тёмных тварей. И что когда его милость Гульэльмо отправится к Великой Тьме, Фалько, то есть — Марканджело Фаро — будет провозглашён Великим Герцогом по праву крови.

Видимо, что твоё, то от тебя никуда не уйдет, пусть даже и на двадцать лет позже, чем могло бы. Но тогда получается, что он, Астальдо, замахнулся на то, что не его, и не может быть его? Нет, он и не собирался сам хвататься за Великий Скипетр, и даже проверять — сможет ли он удержать его в руках. И что уж, откровенно говоря, Фалько — лучший из этого семейства, и наиболее пригодный для уничтожения приспешников Тьмы. Что он, собственно, доказывал всё время паломничества, и потом, уже здесь, в Фаро.

Но посмотреть-то ему должно быть можно!

Вчера Астальдо хватило сил удержать зеркало и не выпускать его из рук всё время разговора с Фалько. На удивление, тот не возражал — да, нужно завершить то, что начали, прежде чем идти дальше, и Лиза согласна.

Чужеземка. Нахальная невоспитанная чужеземка. Которая смогла то, что не удавалось мужчинам — магам и воинам. Не боится ли Фалько брать её, такую, в жёны? А он, похоже, настроен решительно, раз говорит о свадебном обряде на днях…

Сегодня Астальдо ощущал себя намного лучше, чем все дни до того. Если бы не множественные переломы, он бы попробовал подняться с постели. Но впрочем, ведь можно попробовать носилки? Одеться можно в мантию, она скроет все эти ужасные шины, которые не позволяют его переломанным костям окончательно рассыпаться. А приличная одежда на него сейчас просто не наденется.