Макгуэйн передал бокал Призраку. Они сидели за столом. Макгуэйн сделал большой глоток, Асселта держал свой бокал в ладонях и улыбался.

— Ты что? — спросил Макгуэйн.

— Хороший коньяк.

— Да.

Призрак разглядывал янтарную жидкость.

— Я вспомнил, как мы тогда болтались по лесу за холмом Райкера и пили самое дешевое пиво, какое только могли найти. Помнишь, Филип?

— «Шлиц» и «Старый Милуоки», — кивнул Макгуэйн.

— Ага.

— У Кена был какой-то дружок в оптовом магазине спиртного. Он так и не признался, кто это.

— Добрые старые времена, — вздохнул Призрак.

Макгуэйн поднял бокал:

— Наше время лучше.

— Ты думаешь? — Асселта отхлебнул немного из бокала, потом закрыл глаза и проглотил. — Ты знаком с теорией, по которой каждый твой новый выбор создает два альтернативных мира?

— Да.

— Я иногда думаю: существуют такие миры, в которых мы с тобой другие, или нам в любом случае предназначено быть здесь, вместе?

Макгуэйн ухмыльнулся:

— Ты, случайно, не воспылал ко мне нежными чувствами, Джон?

— Пока не похоже. Просто бывают моменты, когда мне кажется, что все в нашей жизни могло быть по-другому.

— Тебе нравится делать людям больно, Джон.

— Нравится.

— Ты всегда получал от этого удовольствие.

Призрак задумался.

— Нет, не всегда. Но главный вопрос — почему?

— Почему тебе нравится делать людям больно?

— Не просто делать больно… Мне нравится, когда они умирают в мучениях. Я предпочитаю душить. Пуля или нож — слишком быстро. А тут они в буквальном смысле слова испускают дух, мечтая о глотке живительного кислорода. Борются за последний вдох, бьются и умирают в муках. А я все это наблюдаю. Близко-близко…

— Боже мой! — Макгуэйн поставил бокал на стол. — С тобой, должно быть, не соскучишься на вечеринках, Джон.

— Еще бы! — Затем, помрачнев, Призрак добавил: — Но почему мне это нравится, Филип? Что случилось со мной, с моими моральными принципами? Почему я чувствую, что живу полной жизнью, лишь когда отнимаю ее у других?

— Может, виноват твой папочка, а, Джон?

— Нет, это было бы слишком просто. — Асселта поставил стакан и взглянул на Макгуэйна. — Скажи, Филип, ты бы убил меня? Если бы я не убрал тех двоих на кладбище?

Макгуэйн предпочел сказать правду.

— Не знаю… Наверное.

— А ведь ты мой лучший друг, — покачал головой Призрак.

— А ты мой. Наверное…

Призрак улыбнулся:

— Мы были парни что надо, верно, Филип?

Макгуэйн молчал.

— Я встретил Кена, когда мне было четыре года, — продолжал Призрак. — Все соседские детишки знали, что от нашего дома лучше держаться подальше. «Асселта — это плохо!» — вот что им всегда твердили. Ты знаешь, как бывает.

— Знаю, — кивнул Макгуэйн.

— А Кена это, наоборот, притягивало. Он любил лазить по нашему дому и везде шарить. Как-то раз мы с ним нашли отцовский револьвер. Нам тогда было лет по шесть. Помню, как держал его в руках — удивительное ощущение! Чувство власти… Мы им пугали Ричарда Вернера. Ты его, наверное, не помнишь, он ушел в третьем классе. Один раз взяли его в плен и связали — он тогда штаны намочил со страху.

— А тебе это понравилось…

Асселта задумчиво кивнул:

— Пожалуй.

— Слушай… — начал Макгуэйн.

— Да?

— Если у твоего отца был револьвер, зачем было лезть на Скиннера с кухонным ножом?

Призрак покачал головой:

— Я не хочу об этом говорить.

— И никогда не хотел.

— Пожалуй.

— Почему?

Асселта замялся.

— Мой старик узнал, что мы играем с револьвером, и выдал мне по первое число.

— Он частенько это делал?

— Да.

— Тебе не приходило в голову отомстить?

— Отцу? Нет. Он слишком жалок, чтобы его ненавидеть. Так никогда и не оправился после того, как мать ушла от нас. Все ждал, что она вернется, готовился даже. Всегда, как выпьет, сидит один на диване, смеется, болтает — как будто с ней, — а потом начинает всхлипывать. Она разбила ему сердце… Я часто убивал мужчин, Филип. Мне даже приходилось слышать, как они молили о смерти. Но я не помню более жалкого зрелища, чем плачущий отец.

Джошуа Форд, лежащий на полу, протяжно застонал. На него никто не обратил внимания.

— А где сейчас твой отец? — поинтересовался Макгуэйн.

— В Шайенне, штат Вайоминг. Он завязал. Нашел себе хорошую жену. Теперь помешан на религии. Обменял алкоголь на Бога — одну зависимость на другую.

— Ты хоть звонишь ему?

— Нет, — тихо сказал Призрак.

Они молча сделали по глотку.

— А ты, Филип? Ты ведь не был бедным. И родители тебя вроде не били…

— Родители нормальные, — согласился Макгуэйн.

— Я знаю, что твой дядя был связан с мафией и взял тебя в дело. Но ты ведь мог и не пойти к нему. Что тебя заставило?

Макгуэйн рассмеялся. Асселта удивленно поднял брови.

— Не думал, что мы с тобой такие разные, — объяснил Макгуэйн.

— А что?

— Ты раскаиваешься. Делаешь все, что нужно, отлично делаешь, получаешь удовольствие, но считаешь, что это плохо. — Он внезапно выпрямился. — Ах вот оно что!

— Что такое?

— Да ты опасней, чем я думал, Джон!

— Почему?

— Ты ведь приехал не из-за Кена, — сказал Макгуэйн. И добавил, понизив голос: — Из-за девочки, так ведь?

Призрак сделал большой глоток. Он промолчал.

— Опять же все эти выборы и альтернативные миры, о которых ты толковал… Думаешь, если бы Кен умер в ту ночь, все бы пошло по-другому?

— Это и в самом деле был бы другой мир.

— Но вряд ли лучший, — парировал Макгуэйн. — Итак, что теперь?

— Нам потребуется помощь Уилла. Только он может выманить Кена.

— Уилл не станет помогать.

Призрак поморщился:

— Я тебя что-то не узнаю, Филип.

Макгуэйн ухмыльнулся:

— Отец?

— Нет.

— Сестра?

— Слишком далеко, — махнул рукой Призрак.

— Но кого-то же ты имеешь в виду?