– И поэтому ты убил старуху.

Освальд дернулся и зло поправил:

– Освободил.

– Освободил, – согласилась Таннис, пускай он это так называет, если легче. – Но на душе твоей погано, и ты решил со мной побеседовать. Больше не с кем?

А ведь и вправду не с кем.

– Знаешь, что самое смешное? – Освальд Шеффолк откинулся в кресле. – Я так и не побывал на море…

– За чем дело стало?

– Кто ж его знает, за чем… за всем, Таннис. Тедди… Ульне… планы эти… всегда хватало дел, а на море так и не выбрался. И не выберусь, наверное. Мне нехорошо становится снаружи. Ты знаешь, что подземники боятся открытых пространств?

– Откуда?

– Действительно, откуда. И хорошо, когда знаешь все это исключительно в теории. Я вот не сразу понял… там, под землей, есть огромные пещеры, в которые и Шеффолк-холл упрятать можно. В пещерах – озера, черные, с неподвижной водой. В ней водятся слепые угри. Я назвал их угрями, но на самом деле это черви такие, с кожей бледной, прозрачной. Они покрыты редкой щетиной и глаз не имеют. А вот пасть – это да… круглую…

Освальд погладил щеку.

– Они безопасны, питаются плесенью, слизывают с камней. Выглядят мерзко, а вот мясо вкусное, его сырым есть можно, до того нежное оно…

Таннис затошнило. Она как-то живо представила себе этих черверыбин с длинною белесой щетиной.

– Подземники их любят и, когда получается поймать, радуются. Они как дети. И не понимают разницы между добром и злом. Живут как живется, жрут себе подобных, ловят рыбин… только в те огромные пещеры не заходят. Там слишком… гулко. Пусто. Понимаешь?

– Вроде да.

Услышал ли? Прищуренные глаза и взгляд в стену. Нервная кривая улыбка, так хорошо знакомая по прежней жизни.

– Я вижу во сне эту пустоту. И море. И обрыв. Мне всего-то надо шагнуть с него. Я ведь никогда не боялся прыгать, а тут… пустота подавляет.

– Ты добрался до своего предела.

– Наверное. Но мне надо дальше.

– Чего ради? Войтех, послушай, ты хочешь спасти людей. А им оно надо? Ты их спросил? Ты когда-то правильно сказал, что их все устраивает. Они привыкли к такой жизни. Они считают ее нормальной и…

– Хорошо, что ты есть. – Он повернулся к Таннис и прижал палец к ее губам. – С тобой не надо притворяться. Потом, когда все закончится, ты поймешь. Нет, помолчи, пожалуйста. Поймешь, что я был прав. Мир нужно очистить. Встряхнуть. И только тогда он изменится. Станет…

– Справедливей?

– Вряд ли… человечней, в том смысле, что людьми будут править люди.

– И что? Вспомни Грязного Фила. Думаешь, кому-то станет легче, если он до власти дорвется?

Смешок. И палец не исчезает, он гладит губы, обрисовывая контур их.

– Какая ты упрямая… будут всякие, и благородные, и грязные, и дураки, и умные… но люди, Таннис. Этот мир – наш. И нам писать его историю. А в ней, надеюсь, найдется страница для меня.

– Для Освальда Шеффолка.

– Пускай, я уже привык к этому имени.

– Не отступишь?

– Нет. – Он убирает руку. – Хорошо, что ты есть, малявка. Иногда действительно нужно с кем-то поговорить… потом, когда все закончится, я…

– Отпустишь меня? Ты обещал.

Морщится. И отворачивается. Гладит подлокотники кресла. Не спешит отвечать.

– Отпущу. Но… Таннис, Перевал закроют и… если уйдешь, у тебя вряд ли получится вернуться.

А чего ради ей оставаться?

Кого ради?

– Ради меня. – Войтех облизывает измазанные яблочным соком пальцы. – Кем ты будешь там? Никем. Останься. И я сделаю тебя…

– Женой?

– Нет. Жена у меня есть… пока еще… и придется ее терпеть некоторое время. Возможно, она умрет при родах, и это будет печально. Однако я все равно не смогу взять тебя в жены. Прости, но… твое происхождение…

– Недостаточно хорошо для герцога?

– Именно. Ты все прекрасно понимаешь.

Таннис обняла себя. Все-таки этот дом менял людей, и сейчас она не ощущала прежней злости, ушел и страх, который она испытывала перед Шеффолком, осталось лишь удивление.

– К тому же о твоей связи с щенком знают слишком многие… ребенок, опять же… у королевы не должно быть… лишних детей.

Лишний?

Ну уж нет. В бездну первородную их корону вместе с королевством.

– Не злись, – примирительно произнес Освальд, – я всего лишь обрисовываю перспективы. Корона невозможна для тебя, но вот все остальное… подумай, Таннис. Ты станешь моей фавориткой. Наши дети унаследуют престол…

Он был серьезен.

Он был адски серьезен, этот человек, который выглядел почти нормальным.

Он точно знал, какой будет дальнейшая жизнь, его, Таннис, их детей… и, наверное, всего человечества тоже. И это уже не выглядело смешным.

– И сына твоего… или дочь, не важно, я не обижу.

– Спасибо.

– Не веришь мне?

А ведь у него и вправду получится мир перекроить. В очередной раз шагнуть с обрыва, навстречу плотной зеленой воде. Он небось ощущает ее запах и видит отражение, что свое, что людей, стоящих рядом… короны… знамен…

…сказки, которая не осталась в детстве.

– Верю, но…

– Дело в том щенке, Таннис?

Кейрен. Он ушел и… Марта сказала, что ушел… Марта больше не появлялась во снах Таннис… и когда сны заканчивались, тоже не появлялась. Что с нею сделали?

Спросить?

И о Кейрене, но…

– И что он способен дать тебе? – Освальд подался вперед, опираясь локтями в колени, и черный костюм его пошел складками. – Убогую квартирку. Содержание. И выходное пособие в пару сотен фунтов, когда надоешь.

Больно.

– Или ты думаешь, что вправду что-то да значишь для него? Таннис, ты игрушка и игрушкой останешься. Он – нелюдь, ты – человек… у вас ничего общего.

…кроме прожитого года, а это триста шестьдесят пять дней воспоминаний.

– Он сделал мне предложение.

– Вот как? – Удивленно приподнятая бровь и ухмылка, которую тянет стереть пощечиной. – Поздравляю. Но вряд ли его семейка одобрит этот брак, Таннис. И значит, ему придется уйти. Где вы будете жить?

– За Перевалом…

– За Перевалом, – мечтательно протянул Освальд. – В небольшом уютном домике. Он найдет работу, для псов работа есть всегда, а ты станешь хозяйством заниматься. Розовая сахарная жизнь, правда?

– Заткнись.

– Нет. – Он вскочил и обошел столик. Встав за спиной Таннис, Освальд наклонился, теперь он шептал на ухо. Раскаленные злые слова. – Кто еще тебе скажет правду, малявка? Для того ведь и нужны старые друзья. Подумай сама, загляни в себя. Ответь. Как скоро ему надоест эта жизнь? Он ведь к другому привык, домашний славный мальчик… избалованный… ты думаешь, он тебя любит? Нет, Таннис, у него отобрали игрушку, и он готов на все, чтобы вернуть ее себе.