— Ты безумен! — воскликнул тот фарисей, что задал вопрос. — Уж не себя ли ты имеешь в виду? Это ты, что ли, превыше Ионы и Соломона? Что за вздор!

В толпе послышались угрожающие крики, и солдаты Антипы тотчас пришли в движение. Расталкивая людей и охаживая самых ретивых древками копий, они приблизились к Иисусу, и их командир, взяв его за руку, сказал:

— Тебе лучше пойти с нами.

Но Иисус вырвал руку, вперил в него взгляд, и тот, похоже, оцепенел. Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза, после чего командир отступил на шаг.

— Тебя предупредили, — проворчал он и рявкнул, уже обращаясь к толпе: — А ну, разойдись! Живо по своим лачугам! Нечего таскаться следом за этим человеком и приставать к нему с вопросами и дурацкими просьбами о чудесах и знамениях! Такие, как ты, — воин указал пальцем на фарисея, — и создают ему известность. Если 6 вы не лезли к нему и не привлекали внимания, о нем бы скоро забыли!

Фарисей посмотрел на командира с крайним презрением, как будто тот представлял собой гниющую кучу требухи, каковой, впрочем, с точки зрения этого ревнителя благочестия, являлись все солдаты, как римские, так и служившие у Антипы. Однако при всем его высокомерии возражать не отважился и к Иисусу большие приставал.

В оставшиеся дни праздника поля патрулировали солдаты, а Иисус с учениками по большей части сидел в шалаше. Ученики воспользовались этим, чтобы задать ему волнующие их вопросы, отдохнуть и подумать, Мария все время мысленно возвращаюсь к видениям, пытаясь припомнить малейшие подробности, чтобы лучше понять, чего ожидать. Образы и звуки четко запечатлелись в ее сознании — особенно это касалось крови, ее алого цвета и резкого запаха.

Она поймала себя на том, что внимательно наблюдает за Иисусом, стараясь разобраться в том, как он относится к каждому из учеников. Предпочитает ли он Фаддея Иуде? На чьи вопросы ему больше нравится отвечать — Фомы или Петра? Как он говорит с Сусанной? Та все еще оставалась с ними; не выказывал ли ей Иисус особого расположения? Мария пыталась сравнить то, как он разговаривал и держался с каждым из них, с его отношением к матери.

При этом она порицала себя за такие мысли, поскольку считала недостойным всякое соперничество между учениками за благоволение Иисуса. Впрочем, достойное или нет, но оно существовало, а раз так, Мария невольно задавалась вопросом: не отведена ли ей в их содружестве особая роль или же это не более чем игра ее воображения?

«Может, я просто одинокая вдова, которая пытается увидеть нечто желанное для нее там, где ничего подобного нет?» — вновь и вновь спрашивала она себя.

Ответы менялись день ото дня, в зависимости от того, что сказал или сделал Иисус.

То, что я продолжаю оплакивать Иоиля и чувствую себя обездоленной, — это правда. И то, что я не ощущаю свое одиночество когда я рядом с Иисусом, — это тоже правда. Но о чем думает он мне знать не дано. Мы обсуждаем мои видения — вот чем я отличаюсь от прочих, но вполне возможно, что за этим больше ничего не кроется — ничего такого, что бывает между мужчиной и женщиной.

«Узнаю ли я это хоть когда-нибудь? — спрашивала она се-бя, — Осмелюсь ли я узнать?»

После того как праздник подошел к концу, Иисус повел их из Вифсаиды наверх, в холмы. Его мать осталась с ними, и Сусанна тоже. Иоанна и Мария потратили в Вифсаиде часть личных средств, чтобы запастись всем необходимым для предстоящего пути.

По узкой тропе они шли по двое, и Мария порой оказывалась рядом с Иисусом. Быть рядом с ним, беседовать или просто идти молча — это всегда рассматривалось учениками как привилегия. Однажды, когда она отстала, чтобы дать возможность сыновьям Зеведея побеседовать с учителем, ей довелось услышать разговор, после которого муки совести из-за желания занять особое место в сердце Иисуса значительно ослабли.

Иисус подозвал братьев к себе и, когда они заняли место Марии, спросил:

— О чем это вы толковали там, позади?

— Ни о чем особенном, — буркнул Иаков Большой.

Однако Иисус молча смотрел на него, пока тот не пожал плечами и не сказал:

— Да о чем… об Антипе и с чего это его солдатам приспичило за нами следить.

— Но вы спорили, — указал Иисус. — Ты, Иоанн и четверо или пятеро других.

— Мы спорили о том, кто станет самым великим в этом новом Царствии, когда, как ты сказал, все должно перевернуться вверх ногами, — признался наконец Иаков. — Мы с Иоанном… мы хотим попросить у тебя разрешения занять места по обе стороны от тебя. Быть твоими ближайшими помощниками.

Вот как! Выходит, мне, с моими мечтами, до них далеко. Я мечтаю лишь о внимании и расположении Иисуса. А они — о высоком положении, которое займут при нем.

— У них нет на это права, — вмешался подошедший Филипп. — я познакомился с тобой раньше.

— Я тоже был здесь с самого начала, — вступил в разговор Петр.

— Я привел тебя к Иисусу, — поправил его брат. — Я был первым.

— Иисус узрел меня в видении под смоковницей, — заявил Нафанаил. — Я был одним из первых людей, кого он позвал.

Иисус остановился, и все тоже остановились. Пыль, которую они подняли на тропе, теперь окутала их и висела в воздухе, как туман.

— Мои сыновья грома! Вы не знаете, о чем просите, — сказал он Иакову Большому и Иоанну. — Сможете ли вы испить ту чашу, которую предстоит испить мне?

— Сможем, — решительно заявили они.

Иисус покачал головой.

— Вы действительно изопьете из чаши моей, но не в моей власти даровать вам право сидеть справа и слева от меня. Эти места принадлежат тем, для кого они были приготовлены моим Отцом.

— Все равно им не следует строить козни у нас за спиной, — проворчал Петр. — Вынюхивать, лезть вперед…

— Петр! — Иисус возвысил голос. — Все вы! Слушайте! — Он медленно развернулся, чтобы убедиться, что все могут его слышать. — Вы что, хотите быть такими, как Антипа и его солдаты? Как римляне? У них все разделены по чинам и рангам, и высшие помыкают низшими. У вас должно быть наоборот. Самый великий среди вас должен быть слугой, нет, рабом по отношению к остальным. Служить другим, как служу я.

— Рабом? — Петр оскорбленно помотал головой — Рабом? Ты сам говорил, что мы чада Господни, а дети Бога не могуч быть рабами!

— Вы должны быть рабами Царствия Божия, — заявил Иисус нетерпящим возражений тоном. — В Царствии Божием нет места честолюбию!

Иоанн и Иаков, насупившиеся и приунывшие, отстали, уступив место Марии и Иоанне.

— Учитель, — промолвила Мария, — у меня нет никаких амбиций.

Иисус посмотрел на нее столь пристально, словно решил проникнуть в ее сокровенные мысли, после чего сказал:

— Боюсь, это не так, Мария.

Эти слова поразили женщину, как удар грома. Она почувствовала, как ее щеки запылали от стыда.