Ученики развели под соснами костер и собрались вокруг. Снизу доносились голоса множества людей, решивших последовать за Иисусом, ибо они ощущали потребность в незаурядном вожде.

Но когда они уселись вокруг костра, то увидели, что Иисус печален, мысли его где-то витают и вообще выглядит он совсем не так, как положено предводителю. В огонь летели сосновые ветки, языки пламени взметались вверх и с шипением и треском облизывали хвою. Отблески костра падали на лицо Иисуса и тех, кто находился рядом с ним, очерчивая каждую морщинку и складку на их лицах и шеях.

«По нашему виду не скажешь, что мы молоды, — подумала Мария, — У молодых людей не такие глаза».

Иисус тоже смотрел на учеников, переводя взгляд с одного лица на другое.

— Друзья мои, — наконец сказал он. — И матушка, мой самый первый друг. Я чувствую, что начался новый этап нашего пути. Он огляделся по сторонам. — И не только потому, что мы находимся в той части Галилеи, которая большинству из нас незнакома. Теперь мы привлекаем внимание римлян, Антипы и религиозных властей. Скоро нам предстоит явиться в Иерусалим и встретиться с ними лицом к лицу.

Иерусалим!

— Только не это, — прошептала Мария. — Нет, учитель! — С Иерусалимом у нее были связаны дурные предчувствия.

Иисус опустил голову и на мгновение закрыл глаза.

— Я благодарю Господа за всех вас, — молвил он, но лицо его отразило муку. — Но вас так мало среди столь многих!

Ниже по склону нестройно гомонили те люди, что держались на расстоянии.

— Мы всецело в твоем распоряжении, — заверила его Мария.

— Беда в том, что римляне и Антипа стали угрожать нам еще до того, как мы завершили путь через эту землю. По всему видно, что нам придется нелегко, и чем дальше, тем сложнее будет. Однако мы должны продолжить путь. Я спрашиваю вас: вы готовы? Готовы стойко идти до самого конца? Это будет трудно.

Все ученики ответили согласием, но голоса их звучали тихо.

— Вы слышали, как я говорил о конце, — сказал Иисус. — Но напомню, нам не дано знать, когда он настанет. Мы можем лишь только делать то, что должно, до самого последнего часа.

— Сын мой, — промолвила его мать, — как ты можешь говорить о последнем часе? Твои дни только начались!

Он рассмеялся тихим печальным смехом.

— Так всегда кажется, когда мы думаем о человеке, которого любим. В это хочется верить. Но правда в том, моя дорогая матушка, что с тех пор, как ты впервые взяла меня на руки, прошло много лет. Увы, часы тех, кого мы любим, пролетают слишком быстро. — Иисус отвернулся от матери, решительным орлиным взором оглядел остальных и задержал взгляд на Иакове и Иоанне. — Это Он отпускает последние часы. Не я.

— Мы готовы, — ответили они хором глубокими и скорбными голосами.

Ночью пошел дождь. Неожиданно наступила зима.

«Всего год тому назад, — подумала Мария, — когда я искала избавления, любого избавления от моих демонов, мне тоже приходилось мокнуть под зимними дождями».

Женщина натянула на голову капюшон плаща, радуясь, что устроилась под сосной, чья густая крона защищала от ливня. Вокруг нее шлепали тяжелые, холодные капли.

«Немалому числу людей уже посчастливилось услышать Иисуса, — подумала она, — Многим это еще предстоит, но все равно он не в состоянии докричаться до каждого».

Плети дождя наискось хлестали по сосновым веткам. Другие ученики стали передвигать свои постели поближе к ней, под защиту раскидистой сосны.

— Мария?

Это был голос Иуды. Он что, все это время был где-то рядом?

— Да?

Она почувствовала беспокойство. А что, если он решил… если он подумал, что она может?..

«Я принадлежу только Иисусу», — промелькнуло в ее голове. Мысль эта была неожиданной, но не подлежавшей сомнению.

— Я не понимаю, что нам предстоит, — заговорил Иуда. — Честно скажу, я нахожусь в полной растерянности. Иисус так и не ответил на мои вопросы, те, которые я хотел задать ему с самого начала, еще в пустыне. — Голос его был тихим и доверительным.

Почему он говорит именно с ней? Все это время он вызывал у Марии противоречивые чувства.

— Может быть, Иисус подумал, что на самом деле тебе нужно вовсе не это, — произнесла наконец она и, стараясь сделать это незаметно, чуть-чуть отодвинула свою подстилку.

— Зря он не отнесся к ним всерьез, — настаивал Иуда.

Послышался шорох — он подтянул свою подстилку ближе к дереву. Ну и что? Может быть, он вовсе не подбирается к ней, просто хочет надежнее укрыться от дождя. Мария укорила себя за постоянную подозрительность. То ли дело Иисус, он ожидет, что все мы проявим себя с самой лучшей стороны, и видит это лучшее даже в тех, кого считают изгоями и грешниками, в людях вроде Симона и Матфея. O! Как бы мне научиться смотреть на людей так?

— Я был честен в своих стремлениях, — продолжал Иуда, — Боюсь, что поиски истины заполнили собой большую часть моей жизни.

Мария села так, чтобы слышать его лучше и отвечать, не беспокоя остальных.

— Но твой поиск завершен, — прошептала она. — Ты присоединился к нам.

— Я присоединился к вам, да, и бывают дни, когда я сам начинаю думать, что поиск завершен, но… — Его голос стал ослабевать и словно бы растворяться в тишине ночи, как дымок, отлетавший от угасающего костра. — Может быть, это только моя вина, но бывают такие дни, когда меня вновь начинают донимать проклятые вопросы, так и оставшиеся без ответа…

Мария опустила голову и прикрыла глаза, ибо слишком хорошо знала, что он имел в виду.

— В какой-то момент ты должен положиться не на знание, а на одну лишь глубочайшую веру, — промолвила она после затянувшегося молчания.

Именно так поступала она сама. Ею двигали слепая вера и абсолютная преданность, все же прочее не имело значения.

— Знаешь, некоторые из примкнувших, тех, которые располагались там, ниже но склону, ушли, — произнес Иуда, и голос его прозвучал в темноте как-то особенно вкрадчиво. — Я слышал, как Иисус спрашивал об этом Петра. Иисуса беспокоит, когда кто-то уходит. Он спросил, и очень печально: «Вы тоже уйдете?» И Петр ответил: «К кому мы пойдем? Только у тебя есть слова, возвещающие жизнь вечную». Так вот, это очень созвучно моим чувствам. Я хочу слышать его слова, надеясь, что в одном из них — чудесном! — прозвучат ответы на все мои вопросы. А если я уйду — то уже точно никогда их не услышу.

Мария полагала, что это не самая возвышенная причина для того, чтобы остаться, но придираться не собиралась. В конце концов главное не причины, они у каждого свои, а само единство учеников Иисуса, то, что они вместе. И может быть, одного неуловимого, не столь уж важного для других, но значимого только для него слова будет достаточно, чтобы Иуда уверовал окончательно. Главное, чтобы он не расстался с ними прежде, чем успеет услышать истину.