— Не понимаю, о чем ты?

— Сейчас поймешь. Филомена Риалто за время своей карьеры снялась в великом множестве самых разнообразных лент. Большинство из них имели успех и шли на экранах кинотеатров и по телевидению, но один фильм с ее участием был в этой стране запрещен. Странное дело: хотя об этой картине в прессе писали больше, чем о каком-либо другом ее фильме, Филомена так никогда и не призналась, что принимала участие в его создании. Между тем это был культовый фильм, фильм-эпоха; поговаривали даже, что его поставил сам Стенли Кубрик, хотя доказать этого так и не смогли. Между прочим, группа «Маска» была названа так в честь этого фильма. Надеюсь, об этом-то ты хоть знаешь?

О да, Одетта знала об этом. И о фильме «Маска» тоже. О нем знали все — только никто его не видел. Ходили упорные слухи, что в главной роли в нем снялась Филомена Риалто, но существовало множество людей, имевших по этому поводу другое мнение. Кое-кто отдавал эту роль Бардо, кто-то — Биркин. Одетта даже где-то слышала, что в главной роли снялась Сид, после чего, опять же по слухам, Джоб Френсис и воспылал к ней страстью.

— Поскольку я уверен, что ты этого фильма не видела, — сказал Калум, — попробую вкратце обрисовать тебе его сюжет. Главное действующее лицо — женщина в маске — вступает в близость с мужчиной, у которого лицо тоже скрыто под маской. Они имеют друг друга во всех видах, позициях и всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Малоизвестен другой факт — что во время съемок актриса зачала своего первенца — хорошо знакомого тебе Джимми. Можно сказать, прямо под объективом кинокамеры зачала. И от кого? От своего собственного мужа — популярного писателя Джоселина Сильвиана, который играл роль мужчины в маске. Нет, ты мне скажи, кому такое могло прийти в голову, а? Я, во всяком случае, об этом даже не догадывался. Пока… пока не прочитал послание, написанное рукой Джоселина на обратной стороне рисунков. Там он очень подробно все это излагает, особенно упирая на момент зачатия. Старый ублюдок отлично знал, что рисунки с таким текстом на обороте Джимми никогда не станет продавать — да и своим братьям не отдаст.

— Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь? — пробормотала Одетта. — Бедный, бедный Джимми! Представляю себе, как с тех пор он ненавидит подобные фильмы. А уж меня — за то, что я оказалась на такой похабной ленте, — тем более.

— Да брось ты! О какой ненависти ты тут толкуешь? Он тебя любит. Вот почему он тебе всего этого не рассказывал. Травмировать тебя не хотел. Полагаю, и ты молчала о диске, где вы с Флорианом, по той же самой причине. Вы оба думаете, что другому не удастся справиться с тяжестью, которая неожиданно на него обрушится, и держите рот на замке. Но скажи мне по совести: разве Джимми отказался жить с тобой, после того как увидел на пленке твои забавы с Флорианом? Если не ошибаюсь, на следующий день он перевез тебя с вещами к себе домой. Верно?

— Верно, — тихо сказала Одетта. Калум не уставал ее поражать. Не так-то просто было представить его себе в качестве апологета честности и гуру в делах любви.

— Тебе только нужно сказать Джимми правду, — наставительно произнес Калум. — Почему ты трахалась с Флорианом и где. Джимми-то думает, что это произошло на прошлой неделе. И знаешь почему? Потому что он не в силах отличить кухню в Фермонсо-холле от кухни в «РО».

— Но откуда у тебя такая уверенность, что он меня простит?

— Протри глаза, — пробурчал Калум. — Разве ты не замечаешь, что ради тебя он готов на все? Если разобраться, ему и прощать-то тебе нечего. Его гнетет другое. Он, понимаешь ли, сомневается, что способен доставить тебе те радости плоти, которых ты от него ждешь. — Калум посмотрел на все еще запертую дверь коттеджа Лидии, потом взглянул на часы и добавил: — Вот что, Одди. Отправляйся-ка ты к Джимми прямо сейчас. А уж Лидию в Фермонсо я как-нибудь сам доставлю.

Одетта обнаружила Джимми во дворе. Он пытался установить поваленный бурей шатер, где гостям должны были подносить напитки и легкие закуски. Ветер утих, но дождь продолжал хлестать как из ведра.

— Как там Лидия? — спросил он, закрепляя канат, поддерживавший одно из полотнищ шатра, и отводя Одетту в сторону.

Одетте меньше всего на свете хотелось в данную минуту говорить о Лидии. Посмотрев на Джимми в упор, она выпалила:

— Я знаю, что ты видел запись, где мы с Флорианом трахаемся. А еще я знаю, что написано на обратной стороне рисунков Пикассо.

— Кто тебе об этом сказан? — спросил Джимми.

— Неважно, — ответила она, переводя дух. — Меня интересует другое. Ты из-за этого не можешь заниматься со мной любовью?

Джимми отвел глаза.

— Похоже, Одди, я не смогу тебе дать того, что ты хочешь. Уж слишком я робок, закомплексован и старомоден. Вряд ли я смогу сравниться с тем… с тем… — Джимми запнулся, мучительно подбирая нужные слова. — Я так не могу. Ты была совершенно права, когда предлагала мне дружбу. На большее я, по-видимому, не способен. Так что, если ты соберешься вдруг от меня съехать, я буду не в претензии. Вряд ли я способен сделать тебя счастливой…

Одетта перехватила его смущенный, исполненный печали взгляд.

— Все сказал?

— Да вроде все, — понурившись, произнес Джимми.

— Тогда, может быть, ляжем в постель? — выбивая зубами чечетку, предложила Одетта.

Лидия с подружками переодевались в специально отведенных для этого апартаментах Фермонсо-холла. Один висевший на вешалке чехол с праздничным нарядом так и остался невостребованным. Джун ткнула в пакет пальцем и пробормотала:

— Опаздывать — не в ее стиле. Помнится, она говорила, что будет к десяти. Обязательно.

— Может, в Фермонсо опять какое-нибудь ЧП? — предположила Элли.

— Только не надо о грустном! — Лидия приладила к роскошному, волосок к волоску, локон к локону, белокурому шиньону в стиле «принцесса Грейс» длинную фату, крутанулась вокруг собственной оси и спросила: — Ну, что скажете? Нравится? Или слишком уж в духе королевы эльфов?

Джун подавилась паштетом, Элли открыла рот, Эльза едва не выронила из рук дочурку Флоренс, а Мисс Би присвистнула.

— Что-то я не пойму, — пробормотала Джун. — Ты собираешься надевать платье или нет?

— Не говори глупости, Джу, — хихикнула Лидия. — Это и есть мое платье.

Стаскивая с себя промокшую насквозь одежду, Одетта дрожала, как осиновый лист, хотя ответить себе на вопрос, отчего — от холода или от волнения, вряд ли бы в тот момент смогла. Оставшись в трусах и футболке, она нырнула под одеяло и легла рядом с Джимми, страстно желая и боясь того, что должно было за этим последовать.

Время для интимного сближения было выбрано крайне неудачно. Во-первых, Лидия выходила замуж, и она, Одетта, должна была быть рядом и исполнять обязанности подружки невесты, а во-вторых, у нее было множество дел — и как у пресс-атташе хозяина «Дворца чревоугодия», и как у организатора свадебных торжеств.