Такой измеритель, как «свободный выбор», когда за людьми скрыто наблюдают, чтобы выяснить, возобновят ли они исследуемую деятельность, если не обязаны делать это, сопряжен с определенным кругом трудностей. Продолжительность или доля времени, потраченного на целевую задачу, может быть разной в зависимости от ряда факторов, определяемых особенностями ситуации и настроением человека, включая и такой фактор, как степень привлекательности доступного альтернативного занятия. Исследователю необходимо знать, продолжите ли вы играть в эту игру, когда вас оставят наедине с ней минут на пять, или предпочтете почитать журнал. Но ответ на этот вопрос может в такой же мере отражать увлекательность журналов, имеющихся у вас под рукой, как и ваш интерес к игре[966]. Более того, в экспериментах, при которых подопытных не оставляют в одиночестве, они могут быть склонны продолжать играть отчасти из желания порадовать экспериментатора.

И словно для того, чтобы еще больше подчеркнуть, как рискованно полагаться что на одну из этих двух методик количественного измерения ВМ, что на обе, исследователи, как будто сговорившись, доказывают, что каждая из них указывает на что-то свое: корреляция между самоотчетом и измеренными поведенческими показателями зачастую ничтожна[967]. Этот факт навел Деси и Райана на размышления о том, что может означать ситуация, когда человек продолжает делать что-то при отсутствии внешних стимулов. Будет ли это само по себе надежным индикатором МВ? В итоге они решили, что, видимо, нет, и это заключение спровоцировало появление множества новых вопросов относительно мотивации.

Все мы знаем людей, которые безжалостно загоняют себя в попытке достичь еще и еще большего: их отношение к работе, сродни маниакальной одержимости, привело к возникновению специального термина – трудоголик. Что в нашем контексте интересно в этой всепоглощающей вовлеченности в задачу, так это что она никак не обусловлена ожиданием награды или наказания со стороны среды. У трудоголика настоятельная потребность работать нагнетается изнутри, и тем не менее она лишена «неподдельного интереса, удовольствия и воодушевления, которые феноменологически[968] определяют внутреннюю мотивацию»[969]. Могло ли быть так, что это определение подходит к некоторым участникам эксперимента, которые сообщили, что работа их мало интересует, и тем не менее продолжали заниматься ею и в свое свободное время?

Райан и его коллеги взялись найти ответ на этот вопрос. Они сообщили нескольким участникам эксперимента, что задание, которое им сейчас дадут, раскроет уровень их интеллектуальных способностей. Других участников только общими словами подбодрили включиться в выполнение задания, так что у них не было ощущения, что на кон поставлено их самолюбие. Выяснилось, что самоотчеты участников первой группы расходятся с результатами наблюдения за их поведением на предмет интереса к работе (иными словами, то, как отозвались об этом сами испытуемые, не совпало с их фактическим поведением в части того, продолжали ли они работать над заданием, когда их предоставили самим себе). Если люди тревожились, выполняют ли они работу хоть сколько-нибудь хорошо, вероятность, что они продолжат заниматься этим, увеличивалась, предположительно, в большей мере ради «сохранения самоуважения», чем в силу того, что их внутренне мотивировало само задание. «Хотя поведение в ситуации свободного выбора становится отражением внутренней мотивации» в ситуации, когда людей побуждают просто попробовать некий вид деятельности, «это в большей степени отражает внутренне контролируемую регуляцию в условиях, когда задействовано их эго», заключили Райан и его коллеги[970]. Внутренний не всегда означает неотъемлемый.

Это заключение бросает прямой вызов психологическим теориям, которые различают только две возможности: то, что происходит внутри человека, и то, что снаружи. А нас это заставляет пересмотреть не только способ измерять ВМ, но и истинный смысл этого понятия. Это, в свою очередь, поднимает вопросы, как я предполагал в главе 12, достаточно ли нам просто добиваться, чтобы дети «интернализировали» нормы и ценности. В конце концов, ощущать внутренний контроль не намного приятнее, чем подвергаться внешнему.

Это последнее замечание напоминает нам, что ВМ при всей своей важности временами не слишком пригодна для того, что важно для нас как педагогов и родителей. Мы хотим, чтобы дети иногда отставляли в сторону личные нужды и делали что-то в интересах достаточно многочисленной группы людей, чтобы уважали права других, даже если это сопряжено с неудобством для них. Такое поведение нельзя считать аналогом, например, чтения, в отношении которого ребенок развивает или поддерживает внутренний интерес (хотя иногда это поведение и характеризуют как самоценное). В описании жизни американского школьного класса Филипп Джексон[971] отмечает, что «трудно представить, чтобы ученики когда-нибудь обнаружили какое-либо подобие внутреннего удовлетворения от молчания на уроках, когда их так и распирает желание поговорить». И это позволяет предположить, что «понятие внутренней мотивации начинает утрачивать часть своей силы»[972] или, по крайней мере, применимость в неакадемических вопросах.