Кроме упомянутых, есть еще свободные от всяких общественных настроений и служащие любым господам (Михалков и проч.). Это группа многочисленная, стойкая и мощная.

20. V 87

Приходила Г. Б. и рассказала, что перед пленумом главных деятелей вызывали в ЦК и посоветовали им проявлять больше терпимости ввиду желательной консолидации литературных сил.

22. V 87

В книге об Ахматовой («Рассказы об Анне Ахматовой») Н. очень прозрачно дал понять, что был ее любовником (будучи моложе примерно на полстолетия). Сплетни об этом бродили еще тогда, в шестидесятых годах.

Существовала когда-то мужская этика, в силу которой человек ни при каких обстоятельствах не мог рассказать о своих отношениях с женщиной (Пушкин, замечу, порой нарушал это правило; во всяком случае, когда речь шла об Анне Петровне Керн). Подобная норма улетучилась из наших житейских нравов, что отразилось сразу на нравах литературных.

Самый факт их связи, разумеется, суду не подлежит. Но любовь, кроме этики, имеет еще эстетику. И она-то была здесь нарушена. Тем более оснований промолчать.

О людях, заслуживших биографию, в конечном счете, вероятно, должно быть известно все; все, что им не удалось скрыть. Но это дело дотошных биографов и перерабатывающих материал историков и психологов. Отнюдь не самих участников интимных событий.

28. IV 89

Во втором номере «Нового мира» напечатано «Изобретение Вальса», пьеса Набокова – до удивления плохая и неумная; до такой степени, что это бросает двусмысленный свет (или тень) на его творчество.

28. IV 89

Сына Виктора Максимовича Ж-ского я знала девятилетним Лешей. Он быстро и уверенно сделал карьеру, вступил в партию, возглавлял на Дальнем Востоке монументальный Институт морской биологии. Сравнительно рано стал академиком. Не виделась я с ним десятки лет. В очередной приезд в Ленинград вдруг ему захотелось встретиться. Он позвонил и пришел. Мальчик Леша сразу превратился для меня в академика шестидесяти семи лет.

В его лице материализовался условный бюрократ и сановник от науки. О таких мы слышим и читаем, но практически с ними не общаемся; нам странно поэтому, что они такие и есть на самом деле. Ему нравится ленинградская дамба (любителя дамбы я воочию увидела впервые). «Я там побывал; там вполне чистая вода». Ему не нравится Сахаров. «Сахаров на собрании вел себя неприлично – тринадцать раз поднимался на трибуну. И вообще, чем он лучше меня?»

Казалось, я смотрю спектакль с топорно сделанным отрицательным героем.

28. IV 1989

Разговоры после выборов: народ, мол, неожиданно обнаружил политическое мышление, правосознание и проч. На самом деле сработало озлобление. Неудержимая реакция злобы на мерзкую жизнь. А они всё толкуют об экстремистах, сбивающих с толку молодежь, и о том, как они будут укреплять авторитет.

Статья Соловьева в «Ленинградской правде» и другие высказывания начальства о причинах неудачи на выборах. Во-первых, им следовало работать еще лучше, нежели они работали (это самокритика и программа на будущее). Во-вторых, плохо была организована агитация. В-третьих, на избирателей повлияли сомнительные личности.

А на апрельском пленуме ЦК обозначились две позиции. Из выступления товарища Мельникова А. Г. (первый секретарь Кемеровского обкома КПСС): «Почему принадлежность к выборному партийному органу – ЦК, обкому, горкому, райкому, парткому – автоматически ставит в положение бюрократа и руководителя, и рабочего, партийного, советского, общественного работника? С одной стороны, это нагнетается. Нагнетается прессой. Этим козыряют так называемые общественные мнения. Это отношение сформировалось и у отдельной части простых людей, сбитых с толку массированной атакой массовых средств информации». Вот текст, типичный для выступлений на пленуме секретарей периферийных обкомов (очевидно, в депутаты не выбранных). Тут уж не до камуфляжа. Это крик ненависти и страха перед тем, что выбросят за ненадобностью. Перед тем, что ужасная возможность уже становится реальностью общественного сознания.

Но высшие эшелоны власти эта обнаженная позиция не устраивает. Им нужно, чтобы машина продолжала работать. Это не получается, если одновременно кричать «караул!», как товарищ Мельников и другие.

Вообще же выбор сейчас у нас задан не между партийными и беспартийными (чего не понимают на Западе). Общественные лидеры в большинстве своем партийцы: Юрий Афанасьев, Коротич, Черниченко и т. д. Водораздел проходит между обществом и аппаратом. Очень существенно, что тайну потерянного авторитета уже выговорили словами, вслух, и «Правда» печатает на этот счет озабоченные размышления читателей.

29. IV 89

По поводу предыдущей записи С. сказал, что я не права – на самом деле Горбачев доволен случившимся, так как для него это единственная возможность избавиться от партийной мафии.

Возможно. Но область произносимого вслух стремительно расширяется, с каждым днем. По ходу ленинградских трехдневных телевизионных дебатов кандидатов в депутаты между прочим было сказано, что марксизм-ленинизм довел страну до катастрофы; что наше высшее руководство несостоятельно; что Политбюро (не говоря уже об обкомах) – незаконная организация, поскольку ни в какой конституции не записано, что Политбюро должно управлять государством; что Лигачев, так же как Романов и Соломенцев, принимал участие в темных сделках, поэтому кандидат в депутаты Иванов не хочет состоять с ними в одной партии и предлагает им эту партию покинуть.

Опаснее же всего были высказывания на тему, что надо брать власть, ибо никто не отдает власть добровольно.

Словом, наверхустоящим есть отчего испугаться.

«Вся власть советам!» – лозунг, задуманный как очередное косметическое мероприятие, вдруг угрожает реальностью.

А куда деть Политбюро, которое решало и решает все насущные государственные вопросы?

Боевая часть съезда, вероятно, окажется в меньшинстве, и до схватки за власть дело не дойдет. Думающих утопят в гуще серых и боящихся потерять место под солнцем.

16. V 89

В статье «О гении и злодействе, о бабе и всероссийском масштабе» Жолковский описывает творчество Маяковского как поэтику хамства, насилия, доходящей до садизма жестокости и поклонения полицейскому государству. Он страницами убедительно перечисляет соответствующие этим категориям слова и словосочетания.

Мимоходом Жолковский упоминает концепцию Якобсона: «Грандиозная любовь поэта, его собственная гигантская личность, его мечты о прекрасном будущем (человечества, человека, пролетариата, искусства) разбиваются о косность земного существования». Но концепция эта не влияет на дальнейшие размышления Жолковского.

Он не заметил, что Маяковский романтик, со всеми основными признаками – с гипертрофией лирического Я, с конфликтом между непризнанным поэтом и толпой, с противостоянием высокой любви низменным вожделениям.