Миссис Тинкер каждый вечер уходила домой, отчасти потому, что надо было позаботиться об ужине для некоей персоны, которую она называла «Тинкер», а отчасти потому, что Грант всегда предпочитал по вечерам оставаться в квартире один. Грант никогда не видел Тинкера, и единственным связующим звеном между этим последним и миссис Тинкер были, похоже, ужин и немногочисленная родня. А так вся ее жизнь в действительности проходила в доме номер 19, Тенби-корт, Ю-31, и здесь же были сосредоточены ее интересы.

– Кто-нибудь звонил? – спросил Грант, листая лежащий у телефона блокнот.

– Звонила мисс Халлард и просила, чтобы вы сразу, как только вернетесь, позвонили ей и пригласили ее пообедать.

– О-о!.. Как идет новая пьеса, хорошо? Что пишут критики?

– Подлюги.

– Все?

– Во всяком случае, все, кого я видела.

Когда она была еще свободной, в дни до Тинкера, миссис Тинкер работала театральной костюмершей. И если бы не существовало ритуала ужина, она, наверное, и сейчас продолжала бы каждый вечер одевать кого-нибудь в Ю-31 или Ю-32, вместо того чтобы убирать комнату для гостей в Ю-31. Поэтому ее интерес к театральным делам был интересом человека посвященного.

– А вы видели спектакль?

– Я – нет. Она из тех пьес, в которых все время подразумевается что-то другое. Вы понимаете. У нее на камине стоит фарфоровая собачка, но это совсем не фарфоровая собачка, это ее бывший муж; а он разбивает собачку, этот ее новый хахаль, и она сходит с ума. Не становится сумасшедшей, а безумствует. Очень заумно. Только я думаю, если уж хочешь быть дамой, то нужно играть в заумных пьесах. А чего бы вы хотели на ужин?

– Не думал об этом.

– Могу оставить вам кусочек рыбного рулета с яйцами.

– Только не рыбу, если вы меня любите. За последний месяц я съел столько рыбы, что хватит на всю жизнь. Не рыбу и не баранину, а в остальном все равно что.

– Ну, сейчас уже поздно и почек у мистера Бриджеса не купишь, но я что-нибудь придумаю. Отдохнули-то хорошо?

– Замечательно, замечательно отдохнул.

– Вот и славно. Вы покруглели и набрали немного веса, рада это видеть. И нечего похлопывать себя по животу таким сомнительным образом. Чуть-чуть жирка никому не мешало. Совсем необязательно быть тощим как жердь. У вас тогда не будет никаких резервов.

Пока Грант переодевался в свой парадный городской костюм, миссис Тинкер топталась вокруг, выкладывая дошедшие до нее обрывки сплетен. Потом Грант отправил ее к предмету ее самопожертвования – в комнату для гостей, взглянул, какие мелкие дела скопились за время его отсутствия, и вышел из дома. Был теплый спокойный раннеапрельский вечер. Грант зашел в гараж, ответил на вопросы о рыбной ловле, выслушал три истории о рыбаках, которые уже слышал месяц назад, когда собирался в Шотландию, и взял маленькую двухместную машину, которой обычно пользовался для своих личных дел.

Дом номер пять по Бритт-лейн пришлось поискать. Здесь было беспорядочное скопление различных старых зданий, по-разному перестроенных для разных целей и находившихся в самом разном состоянии. Конюшни превратились в коттеджи, кухонные флигели – в жилые дома, случайные надстройки – в мансарды. Похоже, номер 5 по Бритт-лейн – это была просто табличка на калитке. Дубовая, обитая железом калитка в обычной для Лондона кирпичной стене показалась Гранту несколько претенциозной. Однако калитка была крепкой, сама по себе не привлекала внимания и открывалась с первой попытки. За калиткой находилось пространство, служившее кухонным двором, когда номер 5 был просто задним флигелем дома, стоявшего на соседней улице. Теперь это был вымощенный дворик, в центре которого бил небольшой фонтан, а некогда задний флигель превратился в маленький, аккуратно оштукатуренный домик в три этажа, выкрашенный кремовой краской, с зелеными оконными рамами. Пока Грант пересекал дворик, направляясь ко входу в дом, он заметил, что вымостка сделана из изразцов, некоторые из них были старинными, и все – красивыми. Фонтан тоже был красив. Грант мысленно поаплодировал Херону Ллойду за то, что тот не заменил простую, обычную для Лондона кнопку электрического звонка на что-нибудь более замысловатое; это свидетельствовало о хорошем вкусе, сомнения в котором возникали при виде калитки, не подходящей к общей обстановке улицы.

Внутренность дома отличало обилие свободного пространства, что характерно для арабов, однако при этом не создавалось ощущения, что в Лондон перенесли часть Востока. За спиной слуги, открывшего на звонок, виднелись чистые голые стены и роскошный ковер – приспособленная идиома, а не перенесенная декорация. Уважение Гранта к Ллойду росло.

Слуга оказался арабом, городским арабом, полноватым, с живыми глазами, хорошо вышколенным. Он выслушал Гранта и, в свою очередь, на слишком правильном английском языке мягким голосом спросил, договаривался ли он о визите. Грант ответил «нет», но сказал, что не задержит мистера Ллойда больше чем на минуту. Мистер Ллойд может оказать помощь, сообщив информацию, касающуюся Аравии.

– Войдите, пожалуйста, и подождите немного, я узнаю.

Он провел Гранта в крошечную комнатку, расположенную прямо напротив входной двери; судя по малым габаритам и крайне скромной обстановке комнаты, она предназначалась для ожидающих приема. Грант представил себе, что такой человек, как Херон Ллойд, должно быть, привык к бесконечным посетителям, которые обивали его порог, требуя внимания или помощи. Быть может, даже просили автограф. Это соображение делало его собственное вторжение более извинительным.

Мистер Ллойд, похоже, решил не заставлять долго себя ждать, потому что слуга вернулся через пару минут.

– Пойдемте, пожалуйста. Мистер Ллойд рад принять вас.

Формула, но какая приятная. Насколько хорошие манеры украшают жизнь, подумал Грант, поднимаясь вслед за своим провожатым по узкой лестнице и входя в большую просторную комнату, занимавшую весь второй этаж.

– Мистер Грант, hadji[74], – объявил слуга, отступая в сторону и пропуская гостя. Услышав это, Грант сказал себе: «А вот и первая дань рисовке. Англичанин, конечно же, не станет совершать паломничества в Мекку».

Интересно, думал Грант, наблюдая за Ллойдом, пока тот приветствовал его, мысль заняться изучением Аравийской пустыни пришла ему в голову потому, что он так похож на кочевника, или это сходство родилось как результат многих лет работы в пустыне? Ллойд выглядел как сошедший с картинки кочевник-араб. Араб из популярных романов, выдаваемых в библиотеках. Именно так, как Херон Ллойд, выглядели арабы, которые похищали и увозили, перебросив через седла своих скакунов, замужних дам безупречного поведения с различных кресчент, драйвз и авеню, увозили навстречу судьбе, более страшной, чем смерть. Черные глаза, худое смуглое лицо, белые зубы, гибкое тело, тонкие длинные кисти рук, изящество в движениях – здесь присутствовало все, взятое прямо с