ароматами и занавешенными зеркалами. Мама держалась, Коля поцеловал ее в сухую прохладную щеку и пошел к гробу, стоящему на табуретках посреди гостиной. Папа в гробу был непоправимо желт. Дурная копия отца, кустарная восковая фигура из странствующего кабинета диковинок.

Коля взялся за бортик гроба.

В последний раз он видел отца прошлым летом: родители прилетали в Японию на неделю, вместе Поликарповы посещали остров Хонсю, фотографировали вулканы и купались в океане. Папа, не привыкший к азиатским блюдам, варил борщ, жарил шашлыки и вполголоса ругался с мамой, а перед сном пил с сыном виски и утверждал: «Скоро ваш император приползет к Путину милостыню просить!» А теперь у папы бумажный венчик на лбу и вата в ноздрях.

Коля любил родителей, но никогда не был с ними особенно близок. Редко созванивался, редко виделся, сам домой не приезжал. Он ощутил вину за свою эмоциональную холодность и погладил отца по плечу.

Дальше было отпевание, кладбище, мама расплакалась, когда стали забивать гвозди в крышку гроба, автобусы доставили скорбящих к ПТУ, в котором папа до своей пенсии преподавал радиомеханику. Какие-то люди похлопывали Колю по спине, соболезновали, спрашивали, помнит ли он их, и Коля лгал в ответ. У православия был вкус кутьи, голубцов и ужасной водки, чья ацетоновая горечь не смывалась с языка компотом из сухофруктов.

Наконец все завершилось. Гости разбрелись, Коля с мамой поехали домой на трамвае. Город за окнами был сер и пустынен, он походил на перловку, в которую добавили фрукты в виде немногих новеньких магазинов. Утром Коля пересек двор не озираясь, сейчас, ведя маму под локоть, он уделил внимание окружающему пейзажу. Знакомые сызмальства лавочки, облупленная ракушка летней сцены, сапожная мастерская, голубятня на курьих ножках, песочница. За теми ржавыми гаражами он выкурил свою первую сигарету. За тем доминошным столиком решался – и не решился – поцеловать Жанночку Фомину. Растрогавшись, Коля достал мобильник и повел окуляром камеры по двору.

– Когда обратно, сынок? – спросила старушка, которую он смутно помнил и которая была старушкой двадцать лет назад, а может и всегда.

– В четверг, – ответила за Колю мама.

– Так скоро? Зря. Погостил бы, никуда не денется твоя Япония. Разве что Америка опять ядерные бомбы бросит. – И старушка поковыляла кормить голубей.

До вечера Коля и мама перебирали отцовские вещи, складировали отдельно то, что хотели отнести в погреб, болтали о разном и были близки, как никогда прежде. В семь позвонила Лара, Коля рассказал про похороны, удивился расстоянию, отделяющему его от жены и сына. Сказал: «Я тоже, очень сильно».

Мама ушла на кухню. Юра поговорил с Ларой, скинул Никите видео, подписав: «Гляди, где я рос», и забрел в свою бывшую спальню. Сюда мама переселилась после его отъезда в Москву: не могла больше спать с отчаянно храпящим супругом. Из прошлой жизни остался лишь шкаф, доверху напичканный книжками. Запылившиеся корешки, приключения межгалактических наемников, занимающие полторы полки. Коля вспомнил, как бегал на почту забирать посылки от издательства. Сначала эту подростковую макулатуру, с возрастом – Саймака, Филипа Дика, Роджера Желязны, Стругацких.

Никита прислал комментарий: «Игровая площадка – бомба! Как из Ракун-Сити». «Сам ты raccoon», – написал Коля и послал эмодзи с енотом. Увидев картонку, лежащую на книгах, присвистнул: неужто не выбросили?! Взял находку в руки. К картону хозяин домашней библиотеки приклеил прямоугольник желтой бумаги с нарисованным минотавром. Минотавр свирепо раздувал ноздри. Криптон? Ролтон?

«Рикптос», – словно бы подсказал кто-то. Письмо, в котором Колю поздравляли со вступлением в Межгалактический клуб, пару лет висело на стене, пока его не вытеснили плакаты эмтивишных групп.

«Обязан… сражаться с гросс-адмиралом Гершаком и его свитой». Сколько радости приносило мальчику бесхитростное чтиво о космических сражениях!

– Сынок! – позвала мама. – Кушать иди.

Коля улыбнулся.

Мама выпила снотворное и вырубилась в тишине, которую больше не нарушит храп мужа. Коля поворочался на узкой кровати в бывшей своей спальне, понял, что не уснет, и включил свет. Фонари заливали двор мертвенной белизной, инкрустированной тенями деревьев. На торце ближайшего здания угадывался громадный силуэт кого-то рогатого: мурал, не замеченный днем.

Коля прогулялся к шкафу. Думал захватить в постель томик раннего Кунца, но, повинуясь секундному порыву, отдал предпочтение первой попавшейся книжке из вселенной наемников: ею оказались «Пески Ада». Коля поднял повыше подушку, лег поудобнее.

Книгу сочинил некий Арнольд Свифт. Возможно, под этим псевдонимом корпел за две тысячи бакинских безвестный отечественный прозаик. В девяностые издательства промышляли подобным, разве нет? Коля не поленился и погуглил фамилию автора, но Всемирная паутина предложила Шварценеггера и Тейлор Свифт. На эффектной обложке была изображена пещера, в ней обеденный стол, засыпанный песком, за столом пригорюнившиеся персонажи. Художник явно апеллировал к «Тайной вечере». В центре сидел капитан Самаритянин, по бокам – здоровяк Рикптос, пилот Вик, Кит «Красавчик» Кросс, профессор… сейчас, сейчас… Исигуро и Сандра Фрагеза, почему-то в хиджабе.

Обложка была Коле знакома, содержание – нет. В пятнадцать он остыл к наемникам, но заказал несколько новых частей по инерции и для коллекции, не читая их.

«„Мельмот Скиталец“ увяз в бархане, и к нему со всех сторон устремились изголодавшиеся рептилии».

Тридцатисемилетний Коля Поликарпов скользил взглядом по строчкам. Арнольд Свифт запрягал быстро. Роман – или повесть на сто семьдесят страниц, набранных шрифтом для близоруких, – стартовал с экшена. На планете Эль-Баджаф команда Самаритянина столкнулась с варанами. Вараны – да, здоровенные, но все же тупые ящерки, не чета фоморам и тарантотронам – внезапно отделали наемников как бог черепаху. Самаритянина тяжело ранили, и его пришлось транспортировать в автономию. Подавленные друзья возвратились на Эль-Баджаф без командира и с новым членом экипажа, мальчиком по имени Патрик.

Книга, написанная предсказуемо, простецким языком и рассчитанная на невзыскательную аудиторию, неожиданно захватила Колю, как пески захватывали старинный город, в котором разворачивалось действие. Она была куда мрачнее всего, что Коля помнил о межгалактических наемниках. Вместо непрерывных драк, погонь и шуточек читателю предлагалось бродить по извилистым лабиринтам Эль-Баджафа и наблюдать, как герои медленно сходят с ума. Автор ввел антагониста, демона Диббука, чьи красные глаза то и дело вспыхивали в клубах пыльной бури, но самыми опасными демонами были те, что обитали в головах положительных персонажей. Профессор Исигуро, приревновав товарищей к молодому Патрику, жестоко изводил новичка, больше напоминая армейского садиста, чем растяпу из предыдущих томов. Вик конфликтовал с Кроссом за лидерство в группе. Сандра Фрагеза, тоскуя о Самаритянине, нашла отдушину в инопланетном аналоге гашиша. И только Рикптос тщетно пытался объединить команду и побороть Диббука. Враг прятался в каждой хижине. Автор неполиткорректно