Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, говорила или нет, но я ненавижу портальную магию.
Проходить сквозь нее сродни ощущению, будто ты высрал кишки, смыл их в туалет, а потом надеешься, что они выпадут на обратной стороне трубы в правильном порядке. Каждый раз, как выходишь из портала в полном анатомическом наборе – уже повод для праздника.
Если, конечно, до того в твой анатомический набор не тыкали ножами, не избивали его, не швыряли и по-другому всячески над ним не измывались.
Тогда ты выходишь с полным ощущением, что ты птичий ужин.
Я оказалась в душном нутре великого зверя. Шипели струи пара севериума, наполняя тьму взрывоопасными запахами. Металлические кишки бурлили, перегоняя драгоценную кровь через скелет из дерева и ткани. Каждые несколько секунд огромное существо вздрагивало, как будто делало глубокий ужасающий вздох.
Давящая тьма, грохот и жужжание близкого металла могли напугать любого. Подозреваю, единственная причина, почему я не боялась, была боль, такая сильная, что я просто не могла чувствовать ничего другого.
Адреналин, на котором я действовала до сих пор, вытек через бесчисленные порезы. Кожа куртки – та, что еще не превратилась в лохмотья – стала липкой и жесткой от крови. В нос била вонь моих собственных ран, в ушах звенело от драконьего рыка, тело отказывалось двигаться, пока старые и новые шрамы не закончат спор, кто саднит сильнее.
Но я все еще была жива. Жива и… и…
– Где я?
– На аэробле, – шепнул голос из мрака.
– Опять аэробль? – застонала я.
– Ну извини, баронесса Сукаштания, – прорычал другой голос. – Из-за нашей неминуемой смерти от взрыва и плана, который от и до пошел по пизде, я как-то забыла поинтересоваться, куда ведет наш спасительный портал. Надеюсь, ты сможешь меня про-бля-стить.
Ирия жива. Ну, прекрасненько.
– Так что если есть еще замечания, можешь любезно… любезно…
У Ирии перехватило дыхание, слова стали невнятными. В темноте я слышала, как Урда подполз к ней ближе.
– Ирия, – прошептал он, – ты использовала слишком много силы, да? Опять онемение.
– Не при ней, – шикнула Ирия тоном, не предназначенным для моих ушей.
Ну и ладно, я все равно только краем уха слушала. Ирия в порядке. Урда в порядке. Тогда осталась…
Моя рука дернулась в темноту, обшаривая, пытаясь найти пальцы Лиетт, но вокруг был только деревянный пол.
Нет.
Я ее потеряла. Я снова ее потеряла. Ирия облажалась. Я облажалась. Все…
– Эй.
Мягкий голос. Ее рука нащупала мое плечо, помогла встать.
– Ты жива, – прошептала я.
Дыхание сорвалось, пусть мне этого и не хотелось.
– Ты тоже, – а Лиетт не хотелось, чтобы слова прозвучали молитвой.
– Секундочку. – Следом за голосом Урды раздался скрип кожи и царапанье по дереву. – Дайте-ка я… ага. Ну вот!
В темноте вспыхнула искра. Мягкое зеленое свечение исходило от небольшой стайки сигилов, начерченной на стене. Свет набирал силу, пока не засиял, как факел, освещая улыбку Урды, восхищающегося работой рук своих.
– Неплохо, а? – спросил он. – Несложный сигил, который по идее не опасен, если его не нанести на какую-нибудь важную часть корабля.
Урда внезапно замолчал, на лице отразилась тревога.
– Ой нет, а я на ней и написал? Написал, да? Ой нет, ой блин, ой нет, мы все умрем… МЫ ВСЕ УМРЕ… а нет, я просто на корпусе написал. Не волнуйтесь, у нас все в порядке.
Урда, наверное, сказал больше, но я, как любой разумный человек, предпочла не слушать.
Вместо этого я осмотрела недра корабля. Лабиринты труб пересекались с гудящей симфонией зубчатых колес и шестеренок, сталкивались с жужжащими лопастями и качающимися поршнями в огромном клубке кишок, в котором могли разобраться только революционные инженеры, его построившие. Даже при свете сигилов Урды я не видела края этому безумству. Казалось, механические внутренности корабля бесконечно тянутся в безграничной тьме.
Чрево было огромно. Больше, чем весь аэробль, на котором мы только что были… а, прости, который мы только что уничтожили. А это могло означать только одно…
– Флагман, – я обернулась к ним. – Мы на флагмане.
– Поздравляю, вы получаете звание «Капитан блядская очевидность». Всегда в тебя верила.
На хмурой гримасе Ирии смешались зеленый свет и уродливые тени; она двинулась вперед, прихрамывая – нога онемела, по всей видимости, из-за потраченной силы.
– Да, мы на флагмане. Пока ты рожей торговала, мы настроили порталов, за что тебе ни разу не спасибо.
Я сощурилась.
– Мне не спасибо? Вы, ублюдки, меня бросили.
– Эмн, ну, я понимаю, что так может показаться, – возразил Урда, быстро шагая вперед сестры. – Однако, если припоминаешь, как только мы должны были заполучить наш трофей, возникала маленькая проблемка с побегом от флота аэроблей, который непременно бросился бы нас догонять. Потому мы и потратили еще чуточку времени, перепрыгивая с аэробля на аэробль с помощью силы моей дорогой сестры, чтобы нанести…
– Сигилы.
Шепот, не более, но прозвучало так внушительно, что Урда потерял мысль. А может, я просто перестала слушать. В любом случае, мы повернулись к тени Лиетт, легкой, как струйка дыма, на фоне переплетения движущихся внутренних частей корабля.
Лиетт поправила очки и приподнялась на цыпочки, чтобы получше рассмотреть написанное на странной жужжащей хреновине. Зеленый свет давал мне лишь едва различить, что она там изучает.
Сигилы чарографа. Безукоризненно нанесенные на металл. И повторенные тысячу раз на других частях.
– Искусная работа, – пробормотала Лиетт под нос больше себе, чем нам. – Вдвойне, учитывая сложность материала.
Она глянула в нашу сторону.
– Твоя, так понимаю?
– Э-э, да! Собственно говоря, моя, – Урда неуклюже поковылял ближе и встал рядом. – И спасибо большое, приятно, что ты заметила!
– Изысканно, – снова пробормотала Лиетт, не отрывая взгляда от знаков. – Почти безупречный почерк. Чистые, дееспособные сигилы. Начертание, которое ты используешь… это Киллусианская линия?
– Ах, видишь ли, я тоже сначала так подумал, – Урда застенчиво улыбнулся. – Э-э, то есть каллиграфия – моя работа, да, а это начертание – особое пожелание клиента.
– Конечно же, – пробормотала Лиетт. – Твердый лоб – второе страшное препятствие для прогресса, твердая монета – первое. Извините, я на минутку.
Она вытащила клочок бумаги из сумки, перо из волос и что-то спешно нацарапала. Письмо засветилось, а две секунды спустя загорелось.