Как истинный мусульманин, Намык Кемаль старался примирить свою программу с принципами ислама, ища прецеденты в исламском прошлом, всячески стараясь оправдать словами Корана принцип консультативного и репрезентативного правительства и желая показать, что нечто подобное уже практиковалось в Османской империи до начала движения реформ. Хотя все это было трудно подтвердить мусульманским правом и теологией, его идеи пришлись по вкусу новому образованному поколению, которое, приемля западные ценности, больше не было полностью удовлетворено традиционным исламом. При разработке формы репрезентативного правительства, для которого не было параллели в исламе, Намык Кемаль опирался на либеральную парламентскую конституцию Англии, предпочтя ее конституции Франции, которая, по его мнению, при Наполеоне III была слишком авторитарной. Лондон, с его «непобедимой силой общественного мнения против власти», он видел «моделью мира» в части политических принципов.

Весь свой опыт, как в Лондоне, так и в Париже, Намык Кемаль почерпнул в период изгнания. Его поездки поддерживались влиятельным союзником новых османов, богатым и амбициозным египетским принцем Мустафой Фазилем. Он был наследником правящей в Египте династии, пока его брат Исмаил-паша, который был старше Мустафы на сорок дней, не получил от султана титул хедива с изменением в египетском законе о наследовании в пользу его собственного сына. Фазиль стремился править, и если уж не как хедив Египта, то хотя бы в качестве премьер-министра конституционной Турецкой империи. Из Парижа он прислал султану открытое письмо на французском языке, критикующее состояние империи и, в заключение, требующее конституции. Этот документ был переведен на турецкий язык Намыком Кемалем и его коллегами и распространен через газету, редактором которой он стал.

Реакция правительства на эту публикацию была весьма острой. В данном случае имело место нарушение недавно принятого закона о печати, заложившего основы строгого регламентирования деятельности газет и предусматривавшего создание специального комитета по вопросам печати, чтобы обеспечить его выполнение и преследование за нарушения. Кемаль и Зия-паша, будучи государственными чиновниками, были в результате переведены в провинции. Но вместо этого по приглашению принца Фазиля они тайно бежали в Париж, где он ввел их во французские политические и официальные круги и позволил использовать свой дом в качестве штаб-квартиры новых османов. Здесь вместе с редактором другой оппозиционной газеты Али Суави, который бежал из ссылки в Анатолии, они издавали, используя шрифты, привезенные из Стамбула, газету на турецком языке, называвшуюся «Хюрриет» («Сво бода»).

Летом 1867 года султан Абдул-Азиз нанес государственный визит сначала в Париж, а затем в Лондон. Он был первым османским сувереном, совершившим выезд за границы своей империи не во главе армии. По вежливой просьбе французского правительства, подсказанной турецким послом, Намык Кемаль и его группа отбыли в Лондон, где принц Фазиль финансировал их деятельность на протяжении нескольких следующих лет. Когда султан прибыл в Лондон, они смешались с толпой во время официального фейерверка-представления в Хрустальном дворце, где их красные фески привлекли внимание султана. На вопрос, кто они такие, он получил лаконичный ответ своего министра иностранных дел: «Они — оппозиция вашему величеству».

После визита в Вену Намык Кемаль, который в это время трудолюбиво изучал право и экономику, а также занимался переводом работ французских авторов на турецкий язык, в конце 1870 года вернулся в Турцию. Здесь он написал патриотическую драму под названием «Ватан», что значит «Отечество», которая была сыграна в Стамбуле перед восторженной аудиторией и с ничуть не меньшим энтузиазмом восхвалялась на страницах влиятельной газеты «Ибрет», редактором которой стал Кемаль. Живописуя героическую оборону Силистрии от русских во время Крымской войны, пьеса была основана на идее лояльности, но не султану или исламскому сообществу, а менее знакомой концепции «нации». Последовавшие комментарии прессы были, по официальному мнению, равносильны подстрекательству к мятежу. После вызывающей редакционной статьи газета была закрыта, а сам Намык Кемаль выслан под надзор полиции на Кипр. Там он находился в течение трех лет.

Тем временем в 1871 году умер Али-паша, последний из просвещенных государственных деятелей эпохи Танзимата, партнер которого, Фуад-паша, скончался двумя годами раньше. Только Али, один из всех визирей, был в состоянии влиять на султана Абдул Азиза, который после кончины визиря заявил, что стал «наконец свободным человеком». Он действительно был свободен утверждать свою неограниченную власть, подавляя власть Порты, чтобы проводить курс на исламскую реакцию, антиевропейский шовинизм и личный абсолютизм — с возможностью невоздержанных финансовых расходов. Он освободился и от сдерживающего влияния французского либерализма, благодаря поражению Наполеона III во Франко-прусской войне и ставшего его результатом падения престижа Франции. Реформы Танзимата и последовавшая хартия теперь оказались утратившими значение и невостребованными, тем самым подтверждая мрачные предсказания лорда Стрэтфорда де Редклиффа. С 1871 года Османская империя прочно утвердилась на нисходящем курсе, ведущем к глубинам реакции и финансовой катастрофе.

В последовавшем политическом вакууме центр власти сместился от Порты к собственно дворцу, поскольку султан заявил о своем намерении править как русский царь и каждый министр будет ответствен не перед великим визирем, а лично перед ним. Великим визирем он назначил честолюбивого и беспринципного Махмуда Недима, отметив, что тот первым из министров сделал именно то, что хотел он, султан. Результатом его деятельности вскоре стал административный хаос. Он изгнал прежних министров и производил бесконечную ротацию чиновников, увольняя их или перемещая с места на место, чтобы никто не мог соперничать с его собственным влиянием или служить противовесом абсолютной личной власти его хозяина султана.

Сместив Недима с поста в 1872 году, Абдул Азиз за три года сменил шесть великих визирей, обращаясь с ними как с номинальными руководителями и настаивая на их полном подчинении его воле. Он даже не советовался с ними, назначая министров. Первым и самым примечательным из них был Мидхат-паша, прочный столп конституционной реформы, который ускорил смещение Недима. Он вырос на службе Порте, став выдающимся провинциальным администратором, дающим провинциям, которыми управлял, при реформированной системе администрации, степень безопасности и процветания, которых они уже давно не знали. Но Мидхат оказался слишком волевым и независимым для султана и под влиянием многочисленных интриг продержался в должности всего три месяца. Тогда великим визирем снова стал Недим.

Причуды султана стали такими непредсказуемыми и необычными, что можно предположить мегаломанию и усомниться в его умственной и эмоциональной стабильности. Он становился все более властным, требуя, чтобы министры падали перед ним ниц и целовали ноги его сына. Также он настаивал, чтобы любой чиновник, которого звали, как и его, Азиз, писал другое имя на официальных документах и играл в солдатиков настоящими солдатами, заставляя их устраивать потешные баталии. Он ел огромное количество яиц и был настолько одержим своими бойцовыми петухами, что награждал тех, кто выиграл, и изгонял проигравших.