В Порте противостояние России тоже усиливалось. Партия войны была на подъеме, а султан недостаточно силен, чтобы ей противостоять. Явно двигаясь к войне, он обратился к своим министрам с воинственной речью и, опоясавшись мечом Пророка, созвал заседание Высшего совета. После исполненного фанатизма заседания совет пришел к единодушному решению: «Объявление войны признается неизбежным». Это было подтверждено султаном. Шейх-уль-ислам издал требующуюся по случаю фетву, и 4 октября 1853 года России была официально объявлена война. В тот же день Стрэтфорд получил инструкции вызвать флот. Понимая, что его прибытие подольет масла в огонь воинственных настроений, и все еще пытаясь если не предотвратить вооруженное противостояние, то хотя бы отсрочить его, он нашел средство оттянуть начало акции еще на две недели. Но наступил момент, когда инструкции из Парижа в адрес его французского коллеги не позволили ему больше тянуть время. И 20 октября, в годовщину сражения при Наварино, он отдал соответствующий приказ британскому адмиралу. Англо-французские эскадры под развевающимися флагами направились вверх по Дарданеллам и вошли в бухту Золотой Рог.

День спустя после их прибытия турецкие вооруженные силы переправились через Дунай под командованием нетерпеливого генерала Омер-паши, который двумя неделями раньше уже предъявлял русскому командующему — своему противнику ультиматум с требованием вывести войска из дунайских княжеств. Турецкие войска быстро одержали одну за другой четыре победы, прежде чем зима положила конец военным действиям. Царь отдал приказ русскому флоту в Севастополе готовиться к выступлению. Такой — открытым конфликтом между Российской и Османской империями — была подготовительная фаза Крымской войны.

Хотя перспективы мира не просматривались, четыре европейские державы продолжали его искать, и ради него работал лорд Стрэтфорд де Редклифф. Принимая во внимание заявление царя, что Россия будет занимать оборонительную позицию и «ждать нападения турок», он не допустил отправки турецкой военной эскадры в провокационный рейд вдоль побережья Черного моря, где она рассчитывала «встретить вражескую эскадру». При этом ни британский, ни французский адмиралы не помешали отправке турецкой флотилии в турецкий порт Синоп, только настояв, чтобы ее цель была мирной, а не агрессивной. В это время русский флот из Севастополя устроил демонстрацию военно-морской силы. Заметим, что Севастополь находился в сотне миль от Синопа, форты которого были бессильны против превосходящих сил.

По прибытии в гавань турецкий командующий послал в Стамбул сообщение, что в районе курсирует шесть русских линейных кораблей, и потребовал подкрепления. Из-за смятения и нерешительности среди советников, британских и французских, дипломатических и военных, это не было сделано. Турки, хотя у них не было ни одного линейного корабля, а значит, они не могли сопротивляться, отказались сдаться и даже произвели первый выстрел. Во время ожесточенного обстрела русских все их корабли были потоплены и около трех тысяч турок погибло.

Эта Синопская бойня — нападение русских на вражескую территорию — на самом деле была законным военным действием, последовавшим за сухопутной атакой турок за Дунаем. Ее отпраздновали в Санкт-Петербурге музыкальным представлением La Bataille de Sinope, гуляньями и фейерверками. В Лондоне ее расценили как жестокий и предательский возмутительный случай, разжигая воинственный пыл против России. Французский император требовал военного вмешательства. Объявив, что Черное море должно быть очищено от русского флота, он настаивал, чтобы британский и французский флоты захватили господство в его водах. И наступил тот неизбежный момент, когда дипломатия уступила место военным действиям. В начале 1854 года, вслед за предупредительной депешей Кларендона, союзный флот, подчиняясь приказу из Лондона, вошел в Черное море.

Британские дипломаты продолжали заверять русских, что это демонстрация, а не акт войны. Царь некоторое время выжидал, ускорив свои приготовления к войне, и направил делегата в Вену с контрпредложениями по возможному мир ному урегулированию. Все они были единодушно отвергнуты четырьмя державами. В середине февраля, отозвав своих дипломатических представителей из Лондона и Парижа, царь приказал, чтобы сэру Гамильтону Сеймуру и его французскому коллеге были вручены их паспорта. Одновременно он получил от Англии и Франции менее активно поддержанное Австрией и Пруссией требование вывести свои войска из дунайских княжеств. Если войска останутся на месте, это будет расценено как объявление войны. Царь оставил ноты без ответа.

27 февраля император Франции объявил Сенату о войне с Россией. Им двигал не дух завоеваний, как в прошлом, а солидарность с Британией в том, что необходимо «сопротивляться опасным поползновениям». Одновременно в послании королевы Виктории, «чувствующей себя обязанной оказать активную поддержку султану», парламенту было объявлено о прекращении переговоров с Россией, и уже на следующий день последовало объявление войны. Двумя неделями позже войну объявил и царь, заявивший, что сражается «не за блага этого мира», но с «небесной миссией» за православную веру, против которой англичане и французы объединились с врагами христианства.

Русские войска переправились через нижнее течение Дуная, таким образом вторгшись в Турцию, которую Англия и Франция по новому договору обещали защищать. Они подписали также англо-французский договор, имевший целью освобождение владений султана и безопасность Европы. Все это должно было стать, по словам Кингслейка, «могучей машиной» Крымской войны. Так, благодаря неумеренным амбициям царя и надменной грубости его личной дипломатии, Россия оказалась в состоянии войны, без союзников, против объединенных сил Европы и Османской империи.

Весной 1854 года крупная российская армия переправилась через Дунай, вторглась на турецкую территорию и осадила ключевую крепость Силистрия. Тем временем экспедиционные силы из Британии и Франции при поддержке их флотов собрались в Варне, что в Болгарии — ключевом порту Европейской Турции на Черном море, который контролировал путь на Балканы. Турецкое сопротивление русскому вторжению стало доказательством стойкости османской армии. Модернизированные силы «нового порядка» теперь полностью сформировались. Хотя они все еще не дотягивали до стандартов Запада в организации и им не хватало грамотного командования, войска вели себя в бою уверенно, их боевой дух был высок и направлен против России, как у священных воинов прошлого.

Гарнизон Силистрии держался твердо, невзирая на потери. Когда его командир был убит, сопротивление возглавили другие турецкие лидеры, которых поддерживали советами и направляли два молодых британских офицера. Добровольцы из Индии, они заслужили безусловное доверие турецких солдат своей самоотверженностью при сооружении новых оборонительных сооружений, направленных против подкопов русских саперов. Турки смело отбивали атаки и вызвали искреннее восхищение только что прибывшего британского офицера своим «холодным безразличием к опасности». Запретив даже думать о возможности капитуляции, молодые офицеры организовали нечто вроде тотализатора, принимая ставки на дату освобождения Силистрии.

Омер-паша, укреплявший османские армии в Шумле, был слишком осторожен, чтобы выступить на выручку Силистрии и тем самым вовлечь русских в бой на открытом пространстве. Союзным войскам не хватало транспорта, и они были еще не готовы к операции по освобождению крепости, хотя и постоянно слышали доносившийся оттуда грохот орудий. Но однажды утром, после канонады, длившейся почти всю ночь, внезапно наступила тишина. Все решили, что Силистрия пала. На самом деле произошло обратное. Русские после пятинедельного обстрела сняли осаду. И путь во владения султана в Европе таким образом остался закрытым для русского царя.