сочинений его основателей, ясно следует, что не религия должна служить политике, а, напротив, политика должна быть поставлена на службу религии». Увы, осталось неотмеченным, что именно Церковь – упование, надежда и любовь Братства, забота о ней – сердце программы. И всё же огромная заслуга добросовестной исследовательницы в том, что она смогла, пусть и не полностью, но отказаться от своих ранних заблуждений: «…не только сравнение русского христианского социализма и западного бесплодно, но можно даже задать вопрос, уместен ли в приложении к программам, здесь проанализированным, самый термин “христианский социализм”» (жаль, что ей осталось неизвестным уподобление его Свенцицким такой же несуразице, как «мокрый огонь»). Лучше всего завершают историю мифа её слова: «…речь идёт лишь о “социальных христианских реформах”, которые в Западной Европе были ошибочно подведены под понятие христианского социализма».

Иное дело – её российская коллега,[82] упорно ставящая мифическую дату смерти о. Валентина, приписывающая Флоренскому авторство двух рассказов в газете «Стойте в свободе!» и намеренно искажающая историю и суть деятельности ХББ. Например, отчаянно выгораживая Флоренского (зачем?), она приписывает ему неприятие Братства, а Белого называет инициатором его создания. Тогда как именно Флоренский в 1904 звал поэта примкнуть к «ордену» (предтече ХББ) и мечтал о журнале братства (!), где «моего и твоего нет»; Белый же мягко отказался, предпочтя остаться «преданным делу доброжелателем», чем быть «посвящённым в эзотерическую организацию». Доказывая «оппозицию» Флоренского к ХББ, Е. В. Иванова основывалась лишь на «мемуарах» Белого, хотя понимала, что строит на песке: «Книга, написанная им в процессе усердной марксистской самоперековки, изображает в шаржированном виде всех спутников его дореволюционных духовных исканий» (добавим, что эта карикатура весьма неточна и фактически). Но без аргументов публикатор текстов отвергала его меткое суждение о том, что именно из Братства «выветвилось» МРФО, фактически подтверждённое А. А. Носовым[83] (он называл «подлинную творческую лабораторию русской философии» формой легализации ХББ, отмечал «масштабность издательских замыслов московских религиозных писателей» и «чрезвычайную амбициозность проекта», целью которого считал «преобразование государственного строя России[84] на началах христианской общественности»). Конечно, со временем ярлыки менялись и у Ивановой: из «экстремистской организации»[85] ХББ стало «оправдывающей террор политической религиозной» (разницы между оправданием и объяснением доктор филологических наук не видит), но переосмысления, как у Шеррер, не произошло, ввиду тенденциозности и поверхностного знакомства с материалом (например, брошюра Свенцицкого называется «завуалированной историей Братства», где все его члены «легко узнаваемы»).

Исчерпывающую характеристику её работе дал Е. А. Голлербах в кн. «К незримому граду» (СПб., 2000. С. 85): «…ценна фактографией, но даёт малоубедительную интерпретацию излагаемых событий»; но не далеко ушёл от критикуемого автора: ХББ, по его мнению, утверждало «экстремистские формы вмешательства церкви в общественные и политические дела».

Корректнее выразился А. В. Лавров: «[ХББ] стремилось к совмещению христианских и революционных идей, к реформе и демократизации Православной церкви» (Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. М., 2001. С. 209), верно определив и причастность к нему Белого. Но куда точнее следующая формулировка: «Христианско-демократическая организация, призывающая Православную российскую церковь стать инициатором общественно-политической и революционной активности» (Головушкин Д. А. Обновленческое движение в Русской православной церкви в 1905–1925 гг. Ярославль, 2002. С. 80); жаль, что наряду с добросовестным анализом в указанной диссертации допущены нелепые искажения фактов, ошибки в ссылках на печатные источники и архивные документы. Зато верно критиковалось обвинение ХББ в попытке «реформировать внутреннее христианско-догматическое учение», поскольку в его программе «нет никакого упоминания о необходимости проведения глубоких догматических реформ», она «не касается догматических основ православия», а значит, «не имеет расхождений с официальной церковью по фундаментальным вопросам веры». Правильно указана цель Братства – «не создание новой церкви, а необходимое обновление православия <…> (отделение Церкви от государства, созыв Поместного собора, восстановление автономии прихода, реформа в области суда и духовного образования)»; чётко звучит и основной вывод: ХББ «не ограничивало свои требования реформой церковного управления, но было против каких-либо радикальных догматических и канонических реформ в православии». Одной из главных особенностей «новоправославного движения» исследователь называл «развитие учения о Соборности», а это «не только противоречило существующему церковному строю, но и шло вразрез с западной реформацией, которая несла идеологию индивидуализма» (Там же. С. 104, 108–109). В статье «Нужна ли России христианская политическая партия?» (Гражданинъ. 2003. № 2) Головушкин проводит параллель с нынешним положением: «Идеи христианской политики вызывают явное недовольство со стороны существующей власти и православной церковной иерархии <…> Между тем, они могли бы послужить реальной альтернативой авторитаризму, коррупции, моральной нечистоплотности политиков и прочему существующему в российском обществе злу».

М. А. Колеров в книге «Не мир, но меч» (СПб., 1996) справедливо назвал ХББ «лабораторией христианской политики» (с. 104), а его идеи – «синтезом религии, философии и общественности» (с. 108), но в противовес всему исследованию допускал, что ХББ лишь «фальсификация, создававшаяся усилиями Свенцицкого и Эрна» (с. 234). Растиражированные слова о том, что к лету 1905 ХББ «исчерпало свою политическую энергию, уступив место многочисленным издательским инициативам» (с. 227), – смысловая несуразица: одно другого не исключает, более того, без СМИ ныне политика не делается; вовсе не напрасно цензура квалифицировала статьи в «Стойте в свободе!» и, например, брошюру «Правда о земле» как политические выступления. К сожалению, заявка Колерова на «строгую документальность» не была исполнена: ошибок и домыслов избежать не удалось. Например, расклейку листовок ХББ в Москве он датировал январём 1905 (с. 106), предполагая, что печатал их Г. И. Чулков в редакции журнала «Вопросы жизни», в Санкт-Петербурге (с. 108), и основываясь на воспоминаниях Белого, действительно описавшего события января, когда Братство ещё не существовало. Колеров отождествлял две статьи о «Бранде», как и работы о Толстом, путал даты лекций (с. 272), считал, что книга «Второе распятие Христа» вообще «не увидела света» (с. 229),[86] а слова ап. Павла о взыскании града (Евр. 13, 14), по его мнению, «открывали широкие возможности для откровенного анархизма» (с. 238).[87] Столь абсурдные заявления, хоть в книге и редки, но снижают ценность многолетнего труда.

В «Исследованиях по истории русской мысли» (М., 2002. С. 47) Колеров, определяя «жанровый генезис и инспирации листовок Братства», объявил их «очевидным прототипом» листовки Г. А. Гапона, но никаких доказательств не привёл. Анализ же выявляет коренные различия по стилю и содержанию (см. прим. 96). У Гапона, в отличие от лаконичного обращения ХББ, витиеватая риторика («Славные незабвенные рабочие, кровью спаянные дорогие товарищи»), речь от первого лица; его форма – приказ («ловите, презирайте, убивайте»), а пафос – месть. Тогда как Братство показывает, что должны делать верующие в