предъявлено Свенцицкому, снова не признавшему себя виновным и теперь ссылавшемуся на цензурное разрешение, а дело направлено товарищу прокурора 5-го уч. Москвы. Только 25 июля оно поступило к товарищу прокурора 11-го уч. МОС (где бумаги шатались полгода, материалы следствия умалчивают), а 5 сентября было представлено прокурору МСП с проектом обвинительного акта. 25 октября он предложил дело на рассмотрение МСП, 4 ноября постановлено дать ему дальнейший ход. На следующий день Свенцицкому отправили копию обвинительного акта, но оказалось, что с августа он проживает не в д. Котельникова по Софийской наб., а в д. 4 (Белова) на Остоженке. Допрошенный 28 ноября тамошний дворник заявил, что Свенцицкий уехал в Петербург, а вещи его перевезены на Зубовский бульвар (дом неизвестен). Санкт-Петербургское Охранное отделение в ответ на запрос сообщило, что таковой выбыл в Москву ещё 21 июля.

16 января 1909 помощник начальника Московского охранного отделения подполковник И. И. Пастрюлин просил всех городских приставов сообщить, где проживает беглец, но на жительстве в Москве таковой не значился. 2 марта МСП поручила полиции разыскать Свенцицкого и собрать сведения о его приметах; 5 марта решено было дознать о них от его брата, жившего в Ряжске, Рязанская губ. (изумительно: не проще ли было опросить следователей?). 10 марта нотариус Борис Павлович Свенцицкий показал: «Брат мой имеет от роду 28 лет, роста среднего, брюнет, глаза зеленовато-синие, особых примет никаких». Вряд ли это помогло в розыске… В тот же день Казанская управа сообщила, что видов на жительство пропавшему не выдавала; о том же 18 марта свидетельствовала Санкт-Петербургская сыскная полиция, но за появлением его в столице установила наблюдение; не оказалось подсудимого ни в Ряжске и его уездах, ни в Москве. Тогда МСП 18 апреля сделала определение о розыске через публикацию в ведомостях. Заметки появились в газетах «Московские губернские ведомости» (1909. 21 апреля. № 37), «Санкт-Петербургские ведомости» (Прибавления. 1909. № 96–98), «Сенатские объявления» (1909. 18 мая. № 40. Д. II, разд. XIV, ст. 10668).

22 января 1910, по истечении установленного законом 6-месячного срока после публикаций, МСП по Уголовному департаменту, в распорядительном заседании, происходившем под председательством А. А. Циммермана, в составе В. И. Грекова и Т. Д. Руднева, при товарище прокурора Н. Я. Чемадурове и секретаре Н. А. Терновском, определила: «суждение об обвиняемом отложить впредь до явки его или задержания, а с имуществом его поступить по правилам, предписанным в отношении безвестно отсутствующих».

13 октября МСП объединила три дела (в т. ч. о брошюре «Правда о земле» и газете «Ходите в свете»), а 2 декабря признала преступным издание «ХББ и его программа» и приговорила уничтожить хранящиеся в доме градоначальника 1572 конфискованные экземпляра (решено обратить к исполнению 4 февраля 1911). 1 марта 1913 уголовное преследование было прекращено за силою Именного Высочайшего указа Правительственному сенату от 21.02.1913 об амнистии политическим преступникам по случаю 300-летия царствующего дома Романовых.

Хронология событий восстановлена по архивным материалам: ЦИАМ. Ф. 16, оп. 97, д. 53; Ф. 31, оп. 3, д. 628; Ф. 31, оп. 2, д. 845; Ф. 131, оп. 73, д. 142–144; Ф. 142, оп. 17, д. 2021; Ф. 418, оп. 317, д. 999; ГАРФ. Ф. 63, оп. 27, д. 59, л. 74; Ф. 63, оп. 29, д. 59, лл. 24, 30; Ф. 102. ДП-VII (1913), д. 7, л. 233.

Первый же отзыв в России оказался самым замечательным – в статье «Христианское братство борьбы» В. А. Анзимиров выявил смысл его образования и обозначил все последующие возражения (Биржевые ведомости. 1905. 4 апреля. № 8756): «Братство отнюдь не имеет целей лукавых, прикрываясь елейностью и церковностью, захватывать власть и влияние. <…> Для таких подозрений нет ни малейших оснований. Возникло оно из глубокой и неутолённой потребности верующих – “раскрыть правду о земле“.[70] Веря в жизнь и её божеское назначение, оно стремится осуществить великие заветы Христа, переустраивая во имя их всю жизнь. “Царство Божие, заключённое внутри нас”, они желают видеть деятельным. Царство небесное с небес свести на землю и сделать общим достоянием. В. С. Соловьёв – этот чистый, как кристалл, искатель духа – подписался бы под задачами Братства. Не ограничиваясь «хорошими словами» и нравоучениями, Братство хочет пытаться от слов перейти к делу. Великий инквизитор Достоевского, конечно, осудил бы эту попытку – подчинить “грязную и низкую природу людей” великим и непреложным законам Бога.[71] До сих пор люди, как справедливо указывал не раз Л. Н. Толстой, приспособляли законы божеские к своим низменным вкусам и жизни, исповедуя веру лишь формально. Так делали отдельные люди и целые государства, ставя выдуманные людьми законы, свои привычки и цели – выше законов Христа-Бога, подчиняя церковь преходящим влияниям политики и интересам государства. Так было. Но так не должно быть в будущем для людей, исповедующих Бога всем существом своим. Л. Н. Толстой поэтому и не верит, что изменение политического строя или форм жизни даст людям счастье, что считает первой и главной задачей – внутренне самоусовершенствование, борьбу с самим собой. И пока победы духа над плотью не одержано каждым человеком в отдельности, не может быть основано (по его мнению) и общественной жизни, дающей истинное счастье в духе Христа. Братство полагает, наоборот, что разделять задачу не следует: личное усовершенствование должно идти рука об руку с общественным. Борьбу за справедливость и правду, за всех «униженных, обиженных, страждущих и обремененных» – они ставят своей практической задачей. И не только в виде личной и случайной помощи “меньшей братии”, но как постоянную цель государства. В теперешних борцах за политические и общественные идеалы Братство видит исполнителей заветов Христа, проявляющих деятельную любовь к людям. Тогда как многие признанные слуги церкви и хранители веры исполняют законы Христа лишь внешне, оставаясь во всех своих привычках, взглядах и образе жизни язычниками. У русского интеллигента, в силу особых исторических условий (как полагает Братство), всегда была глубокая потребность своё «религиозное делание» выразить в деятельности общественной. Поэтому деятельность общественная у нас всегда была проникнута этическим элементом, идеей самопожертвования, любовью к ближнему. Братство призывает к совместной “Господней работе” всех верующих, без различия исповедания и национальностей, видя в этом смысл не только национальный, но и вселенский. Практические задачи Братства сводятся к борьбе не только против человека-зверя вообще, но и за широкое освобождение личности от всех видов гнёта: государством, капиталом, неправдой и всякой нездоровой силой.[72] Добившись здоровых условий жизни и обеспечения личности от произвола, т. е. победы вширь, Братство представляет себе дальнейшую задачу – работу вглубь, т. е. нравственное самоусовершенствование. В этой перестановке главных задач существенное отличие