и держал в руке что-то похожее на огромный факел, верхний конец которого ярко пылал.

На глазах у онемевшей от изумления Мириамель монах размахнулся, с конца его «факела» слетел огненный шар, пронесся над водой и упал среди гантов, собравшихся на песке внизу. Он мгновенно взорвался, разбрасывая ослепительные искры, которые прилипали к телам тварей, точно горящий клей. Те, в кого они попали, падали на землю, а их панцири раздувались от жара, точно у омаров в горячей воде. Другие метались взад и вперед, трещали и щелкали, без всякого результата пытаясь сбить пламя со своих тел. Кадрах наклонился в лодке, потом выпрямился, и еще один огненный шар расцвел на конце диковинной палки, а когда монах сделал очередной бросок, жидкое пламя пролилось на вопивших гантов. Монах поднес руки ко рту.

— Прыгайте! — крикнул он, и его голос подхватило легкое эхо. — Поторопитесь!

Мириамель повернулась и бросила взгляд на Изгримнура. На лице герцога застыло удивление, но он сумел взять себя в руки и решительно, но мягко подтолкнул ее вперед.

— Ты его слышала, — проворчал он. — Прыгай!

Мириамель прыгнула, сильно ударилась о песок и откатилась в сторону. Что-то охваченное огнем зацепилось за ее плащ, но она погасила его руками. Через мгновение она услышала громкий выдох, когда Изгримнур рухнул рядом с ней. Ганты, которые верещали и как безумные носились по засыпанному травой песчаному берегу, перестали обращать внимание на своих жертв. Изгримнур повернулся, поднялся на ноги и протянул вверх руки. Камарис сильно наклонился над неровным краем гнезда, сбросил ему Тиамака, и герцог снова повалился на землю, прижимая неподвижного вранна к груди. Через мгновение с крыши спрыгнул Камарис, и все трое помчались по берегу.

Несколько гантов, в которых не попали огненные снаряды Кадраха, бросились за ними, но Мириамель и Камарис с силой отпихнули их ногами и вошли в неподвижную зеленую воду.

Мириамель растянулась на дне лодки, пытаясь отдышаться. Сильными ударами шеста монах направил качавшееся на волнах суденышко к середине реки, где их уже не могли достать метавшиеся по берегу ганты.

— Вы ранены? — Лицо Кадраха побледнело, глаза лихорадочно блестели.

— Что… что ты?.. — Мириамель никак не могла отдышаться, и ей не удалось закончить вопрос.

Кадрах опустил голову и пожал плечами.

— Листья масличной пальмы. После того как вы ушли… в то место, мне в голову пришла идея. Я их сварил. Кое-что я умею. — Он показал на трубку, которую сделал из большого стебля тростника. — С ее помощью я швырял в тварей огонь. — Руку, в которой он держал трубку, покрывали сильные ожоги.

— О, Кадрах, посмотри, что ты наделал.

Кадрах обернулся, чтобы взглянуть на Изгримнура и Камариса, склонившихся над Тиамаком. У них за спиной по всему берегу, подобно проклятым душам, которых заставили плясать, прыгали и шипели ганты. Тут и там горели передние стены гнезда, и в предвечернее небо поднимался чернильный дым.

— Нет, посмотрите, что наделали вы, — сказал монах и улыбнулся, мрачно и одновременно радостно.

Часть вторая. Извивающаяся дорога

17. Ночь факелов

— Не думаю, что хочу туда идти, Саймон. — Джеремия с помощью тряпки и шлифовального камня старательно чистил меч Саймона.

— А ты и не должен, — со стоном проворчал Саймон, натягивая сапог. После битвы на замерзшем озере прошло три дня, но все тело у него болело так, словно его колотили молотом, положив на наковальню. — Просто он хочет, чтобы я что-то сделал.

Джеремия, казалось, почувствовал облегчение, но не собирался слишком легко соглашаться на свободу.

— Разве твой сквайр не должен идти с тобой, когда тебя призывает принц? А если тебе что-то потребуется, но ты это забыл — кто его принесет?

Саймон рассмеялся, но тут же замолчал, когда почувствовал, как ребра отозвались сильной болью. На следующий после сражения день он едва мог стоять, и собственное тело казалось ему мешком с осколками посуды. Даже сейчас он двигался, как самый настоящий древний старик.

— Тогда мне придется вернуться за тем, что я забыл, — или я позову тебя. Не волнуйся. Здесь все иначе, и ты лучше других это знаешь. Тут не королевский двор, вроде Хейхолта.

Джеремия внимательно посмотрел на острие меча и покачал головой.

— Ну да, конечно, Саймон, только никто не знает, когда принцам взбредет что-то в голову и они начнут вести себя с тобой свысока. Никому не известно, когда заговорит их кровь и они вспомнят про свое королевское происхождение.

— Тут мне придется рискнуть. И отдай мне меч, пока ты не превратил его в тонкий кусок железа.

Джеремия нервно поднял голову. В Новом Гадринсетте он немного набрал вес, но ему еще было далеко до пухлого мальчишки, с которым Саймон вырос; и он сомневался, что напряжение в глазах Джеремии когда-нибудь исчезнет окончательно.

— Я никогда не причиню вред твоему мечу, — серьезно сказал Джеремия.

— О Божьи Зубы, — проворчал Саймон, выругавшись с привычным равнодушием опытного солдата. — Я пошутил. Ладно, давай сюда меч. Мне нужно идти.

Джеремия наградил его надменным взглядом.

— Знаешь что, Саймон, шутки должны быть смешными. — Несмотря на улыбку, заигравшую в уголках его губ, он очень осторожно протянул Саймону меч. — Я обязательно тебе сообщу, когда твоя шутка будет забавной, обещаю.

Остроумный ответ Саймона, который на самом деле он не успел придумать, не прозвучал, потому что в этот момент на пороге палатки появилась маленькая фигурка, серьезная и молчаливая.

— Лелет! — позвал ее Джеремия. — Хочешь со мной погулять? Или я закончу рассказывать тебе историю про Джека Мундвода и медведя.

Девочка прошла несколько шагов внутрь, тем самым показывая свое согласие. Глаза, которые на мгновение остановились на Саймоне, были на удивление взрослыми, вызывавшими тревогу. Он вспомнил, как она выглядела на Дороге Снов — свободное существо в родной стихии, парившее в воздухе, наполненное восторгом, — и ощутил смутное чувство вины, как будто он каким-то непостижимым образом помогал держать в заточении красоту.

— Я ухожу, — сказал он. — Присмотри за Джеремией, Лелет. Не позволяй ему брать в руки острые предметы.

Когда он выходил из палатки, Джеремия бросил в него тряпку, которой полировал меч.

Оказавшись снаружи, Саймон сделал глубокий вдох, воздух был холодным, но ему показалось, что он стал немного теплее, чем несколькими днями раньше, как будто где-то поблизости Весна искала к ним дорогу.

Мы всего лишь победили Фенгболда, — сказал он себе. — Но не причинили никакого вреда Королю Бурь. Так что вряд ли нам удалось прогнать зиму.

Но эта мысль вызвала вопрос: