В турецких политических кругах быстро росло недовольство действиями Германии; появились слухи, что немцы ведут переговоры с донским атаманом Красновым (которого принимал в Спа сам кайзер) о том, чтобы казаки оказали им помощь против турок и англичан в Баку[331].

В конце августа турки получили известие о том, что германо-советское соглашение по Баку уже практически заключено. В турецкой прессе разразилась буря возмущения. Энвер отправил своему брату приказ немедленно захватить Баку. Этот приказ был выполнен лишь 14 сентября, накануне серьезных событий, которым суждено было привести к полному развалу Османской империи.

Советы в отношении Баку находились практически в том же положении, что и Германия. У Красной армии на Нижней Волге и на Северном Кавказе не было достаточного числа войск для предотвращения турецкой оккупации Баку. Тем не менее советское правительство решительно настаивало на том, что город Баку должен остаться в составе Российской советской республики, поскольку бакинская нефть необходима для развития экономики России. Советы никогда не признавали претензий Закавказской Федерации или Азербайджанской республики на Баку. Россия готова была оказать вооруженное сопротивление туркам, но, в силу обстоятельств, то ограниченное число красноармейцев, которое она имела на Кавказе, вынуждено было сотрудничать с такими союзниками, как армянское национальное ополчение и казаки полковника Бичеракова, причем последних поддерживали и снабжали британцы. А помощь Британии вызывала подозрение и считалась «капиталистической и империалистической интервенцией». Во время переговоров с Германией Советы не шли дальше обещаний предоставления экономических концессий. Но после захвата турками Баку и под влиянием перемен на Западном фронте Советы 25 сентября 1918 г. неожиданно денонсировали Брестский мирный договор в отношении Турции и потребовали немедленного вывода всех турецких войск из Закавказья.

Претензии азербайджанских татар на Баку были вполне обоснованными, поскольку большую часть населения в окружающих его районах составляли татары по крови и мусульмане по вере. Однако ни Закавказская республика, ни (позже) азербайджанские государства не были признаны Советами, и единственной реальной властью в Баку и на нефтяных промыслах были Революционный комитет Баку, поддерживаемый Красной гвардией, и, в определенной степени, ополчение Армянской национальной организации. Несмотря на то что железная дорога, идущая в Тифлис, была перерезана татарскими бандами, Революционный комитет поддерживал связь с Центральной Россией по Каспийскому морю, через Астрахань. Во время создания Закавказской Федерации в Баку были лидеры, которые искренне верили в возможность сотрудничества трех закавказских народов; но это продолжалось недолго. Малейшего предлога оказалось достаточно, чтобы между армянами и татарами, жившими в Баку, начались кровавые уличные столкновения (с 30 марта по 1 апреля 1918 г.). Поскольку армян поддерживали красные (которые считали татар врагами революции), эти бои вскоре переросли в самую настоящую резню татар. Было убито несколько тысяч татар, и почти половина мусульманского населения Баку бежало из города. «Мартовские события» не предвещали армянам ничего хорошего, поскольку мусульмане пообещали в будущем жестоко им отомстить. По всему Азербайджану татары взялись за оружие. Они начали создавать в Ганье нечто вроде регулярных войск из бывших полков так называемой Дикой дивизии[332] и демобилизованных солдат (среди которых было несколько офицеров татарского происхождения). Однако боеспособность этих «национальных войск» ослаблялась отсутствием дисциплины. Разгул беззакония в них был еще более сильным, чем в армянских регулярных частях, которые воевали под Амамли и Сардарабадом. Нури-паша обнаружил, что «исламская армия» весьма немногочисленна, а ее боеспособность невысока. А когда эта импровизированная армия столкнулась в бою с ашкерами 5-й Кавказской дивизии турок, ее боевой дух совсем упал.

Армяне, которые воевали за Баку в большем числе, чем все другие, на самом деле меньше всего думали о судьбе нефтяных промыслов.

В Баку армяне столкнулись с огромной проблемой, которая не давала им спокойно жить и в небольших городках Турецкой и Русской Армении: как защитить армянское мирное население от резни, выселения или даже полного уничтожения. Эта проблема существовала и в небольших городках Восточного Закавказья, где армяне жили в опасной близости к своим вековым соседям и врагам – мусульманским татарам. Шемаха, Шуша, Нуха и другие древние города в бассейне Куры видели много этапов борьбы между двумя этими народами. Армяне очень рано начали создавать свои «национальные» батальоны в этих местах, а также в Казахе около станции Акстафа, на жизненно важной для Турции линии коммуникаций между Дилижаном и Ганьей.

В Баку ситуация поначалу казалась благоприятной для армян. С января по март 1918 г. в городе скопилось несколько тысяч солдат армянского происхождения, демобилизованных с Русского фронта. Эти войска, среди которых было несколько десятков офицеров и которые не могли уехать в свои родные места, готовы были, казалось, стать идеальным материалом для создания Армянского национального корпуса. Полковник Багратуни, находясь под покровительством Национального комитета и не встречая противодействия со стороны Совета солдатских и матросских депутатов, начал работу по организации своих соотечественников. Националистические и красные элементы в равной степени осознавали угрозу со стороны татарского населения, и их сотрудничеству способствовал тот факт, что Степан Шаумян, вождь красных в Баку, один из выдающихся лидеров революционного движения в России, был армянином по национальности. Тем не менее, когда татарские добровольцы двинулись по железной дороге на Баку, формирование Бакинского войска еще не завершилось. В апреле татары были остановлены на станции Хаджикабул, в 120 км от города, партизанами Амазаспа, ветеранами горных сражений в районе озера Ван в 1914–1916 гг.

Британцы, по мнению армян, были единственной силой, которая могла их спасти. Весной и летом 1917 г. англичане продолжали верить обещаниям русского командования на Кавказе, а положение на фронте в Армении и в Северной Персии сохраняло если не по существу, то хотя бы с виду впечатление нормального. Даже в сентябре и октябре войска Баратова все еще контролировали район между Керман-шахом и Каспийским морем, а VII Кавказский корпус занимал территорию между Тебризом и Урмией. Только после Октябрьской революции и начала переговоров о мире в Бресте британцы задумались о политическом и военном будущем региона, который лежал между Черным и Каспийским морями. Идея самоопределения была в ту пору в большой моде. Мало кто сомневался, что в недалеком будущем Австро-Венгерская и Османская империи, как и Российская, развалятся, а гибель империи Романовых создала для малых народов, лишившихся объединяющего центра, множество возможностей для развития своей государственности. Британские действия на Кавказе отвечали стратегическим требованиям ситуации на Ближнем Востоке и позволяли им быстро реагировать на центробежные явления, которые породили сначала Закавказскую Федерацию, а через несколько месяцев – и независимые республики Грузии, Армении и Азербайджана. Переговоры о мире, которые вело в Брест-Литовске советское правительство, сильно раздражали западные страны, и отказ Закавказской Федерации послать своих делегатов в Брест-Литовск, естественно, привлек внимание этих стран и обеспечил поддержку этой федерации. Британия, как и русская штаб-квартира на Кавказском фронте, придерживались чересчур оптимистичных взглядов. Они полагали, что с помощью вооруженных сил, созданных в Армении и Грузии, можно будет удержать завоеванные за последние три года территории. Британия, в этой связи, возлагала определенные надежды на многочисленные отряды, набранные из армянских и ассирийских (несторианских) беженцев, которые готовы были дать отпор туркам в районе озера Ван.