История была замечательная! Все наконец встало на свои места. Руцкой был тем самым полковником, которого захватили в Пактии в Афганистане в последний год войны. Это был тот самый полковник, которого освободили, после того как я заплатил требуемый выкуп «Тойотами» и ракетными установками.

Это обстоятельство добавило свой штрих последним дням августовского путча, и я подумал, что когда-нибудь мне удастся встретиться с Руцким и поговорить о былых днях.

Москва. 22 августа 1991 года, 7:00

На какое-то мгновение Шебаршин подумал, что ему просто повезло. Он избежал втягивания в заговор против Горбачёва и в то же время не сыграл никакой роли в подавлении путча. Но потом ему вспомнилось изречение Паскаля: «Не называй человека счастливым, пока он жив, в лучшем случае ему просто везет».

Счастье или нет, но Шебаршину удалось увернуться от обеих пуль. И теперь ему надо было заниматься последствиями происшедшего — он знал, что тут все будет замешано на лжи и лицемерии. Прибыв в Ясенево утром в день возвращения в Москву Горбачёва, он застал на работе уже нескольких офицеров, как всегда подтянутых, но возбужденных. Они внимательно присматривались к нему, и он, подсознательно стараясь казаться смелым и деловитым, весело приветствовал охрану и других встретившихся ему на территории комплекса ПГУ сотрудников, радуясь, что среди них в этот ранний час не было представителей старшего состава.

Газеты запаздывали, но радиопередачи были полны сенсационных сообщений. Шебаршин просмотрел мировую реакцию на события в Москве. В иностранных столицах неизменно приветствовали великую победу демократии, подумал он с кривой усмешкой. Германский канцлер Гельмут Коль заявил, что провал путча открывает новую главу в истории СССР и России. Британский премьер Джон Мейджор объявил о возобновлении экономической помощи Советскому Союзу, замороженной с началом путча. Министр иностранных дел Франции Ролан Дюма предложил Европейскому сообществу пригласить Горбачёва для совместного обсуждения будущего Советского Союза в Европе. Генеральный секретарь НАТО Манфред Рёдер заявил, что руководство СССР стало более стабильным и демократичным.

Москва возбуждена, а демократия празднует, отметил про себя Шебаршин. Те, кто не успел сделать этого вчера, сегодня спешили отмежеваться от заговорщиков и пристроиться к рядам победителей. Настало время предавать вчерашних друзей и искать свидетелей своей лояльности новому режиму. Горбачёв теперь предстал перед всем миром и советским народом как невинная жертва путча, человек, которого предалите, кому он доверял.

Горбачёв не успел еще прийти в себя от длительного перелета из Крыма, как поползли слухи, что он, президент, не был таким уж беспомощным арестантом и пассивным свидетелем того, что происходило. Вполне возможно, что он оказался в сложной ситуации, которая требовала неординарного решения. Может быть, ему просто повезло, что он избежал пули, подумал Шебаршин с горькой иронией. Игра была еще не закончена.

Позже, разбирая свой сейф, Шебаршин отложил в одну сторону все зарегистрированные документы, их надо было отдать помощникам. В другую стопку легли записи распоряжений Крючкова, проекты документов и рабочие записи. Это все должно быть немедленно уничтожено. Но некоторые документы, например анонимный доклад, принадлежащий перу одного из «демократов» и содержавший подробную характеристику российского президента Бориса Ельцина, решил он, нельзя доверить никому. Шебаршин разорвал документ на мелкие клочки и спустил их в туалет.

Закончив эту работу, Шебаршин еще раз проверил свой сейф и пришел к выводу, что если новая власть заинтересуется содержимым сейфа начальника ПГУ, человека, назначенного на эту должность Крючковым, там найдут только коробку с личными документами и пистолет с 16 патронами. И больше ничего.

Пистолет был тщательно почищен и смазан. Магазин с патронами был в рукоятке, но патронник был пуст. Глядя на свое личное оружие, Шебаршин подумал, что пистолет Макарова является простым и надежным оружием, которое хорошо ложится в руку. Свинец, содержавшийся в одной пуле, был эквивалентом человеческой жизни, неважно какой, достойной или никчемной.

Закончив уборку в сейфе, он услышал, как старые вьетнамские часы в приемной пробили 9 часов, и в тот же момент в дверях появился дежурный офицер. Все в порядке, доложил он, без происшествий в Москве и за рубежом. Внешняя разведка уселась на прежнее место.

Ясенево, ПГУ. 22 августа 1991 года, 9:00

Стоявший на столе телефон руководства требовательно зазвонил. Шебаршин осторожно снял телефонную трубку, зная, что число абонентов этой сети не превышало трех десятков высших руководителей страны, включая начальника Первого главного управления. Он подумал: кто же это может звонить?

В трубке раздался женский голос:

— Леонид Владимирович? Это приемная Горбачёва. Михаил Сергеевич просит прибыть сюда в 12 часов.

С некоторой заминкой Шебаршин задал вопрос, который еще неделю назад не имел смысла:

— Где это?

Женщина, не показав никакого удивления, вежливо пояснила:

— Третий этаж здания Совета министров в Кремле. Ореховая комната.

— Отлично, я там буду, — сказал Шебаршин и, повесив трубку, подумал, что события принимают какой-то новый оборот.

Чтобы быть поближе к Кремлю и не опоздать к назначенному сроку, Шебаршин решил поехать на Лубянку. Подъезжая к центру города, он обнаружил, что все кругом было спокойно, никаких толп, флагов и возбужденных лиц на улицах. Когда его автомобиль въехал на площадь Дзержинского, он заметил, что толпы людей, как обычно, осаждали магазин «Детский мир». То, что магазин игрушек и здание КГБ выходили на одну площадь, всегда было предметом для шуток в Москве, но теперь было не до этого. Вокруг памятника Дзержинскому, стоящего на высоком пьедестале посреди площади, собралась толпа людей. Пьедестал был обезображен грубо намалеванными лозунгами, среди которых был лозунг «Долой КГБ». Такая же надпись была видна на фасаде здания КГБ и — даже странно — надпись на английском языке: «Е…ть КГБ». Это специально для иностранной прессы, ловившей своими фотокамерами каждый поворот в нашей судьбе, подумал с раздражением Шебаршин.

То, что Шебаршин увидел, привело его в ярость, он подумал, что эти надписи сделаны теми же самыми мелкими людишками, которые украшают своим «творчеством» стены общественных туалетов. Теперь они занялись политикой, подумал он. Эта мысль не успокаивала.

Кремль. 22 августа 1991 года, 11:45

У Боровицких ворот Кремля шла тщательная проверка документов; охрана по сравнению с обычной была усилена и более насторожена. Шебаршин отметил два больших «ЗИЛа», стоявших у входа, и увидел начальника генерального штаба генерала Моисеева, направлявшегося к Ореховой комнате, которая уже начала заполняться угрюмыми и серьезными людьми. Они коротко обменялись приветствиями, но не успели поговорить, так как в этот момент в комнату вошел Горбачёв. Поздоровавшись за руку с несколькими из присутствовавших, он пригласил Шебаршина в соседнюю комнату.