пытаясь подняться, вскинула голову, и устремила свой повлажневший взгляд на мужчину, мгновенно ринувшегося ей на помощь. На мужчину, которого быть тут попросту не могло. Ведь он… умер. Умер, защищая ее до последнего своего вдоха! Она вспомнила.

Все вспомнила! От того в груди зверски защемило. И веки ошпарило огнем.

- Даня? – проскулила Лиза, не веря своим глазам, но не торопясь хвататься за его протянутую ладонь. – Да… Данечка?

- Поднимайся! – недовольно проворчал Верещагин. – Застудишься еще!

«Это он! Это правда он!»

Она не поняла, как поднялась на ноги. Сама. Без посторонней помощи.

Но уже через секунду висела на шее у Дани, и шептала, орошая слезами его рубашку:

- Прости меня! ПРОСТИ! Я так виновата! Ты пострадал из-за меня…

- Ты ошибаешься, - прозвучало глухо. – И напрасно терзаешь себя.

- Ох, Даня! – судорожный всхлип. – Если бы только отмотать время вспять!

- И что изменилось бы?

- У тебя появился бы шанс!

Отстранив девушку от себя, Даня заботливо вытер слезы с ее щек.

- Нет, - произнес равнодушно. – Все было заранее… предопределено.

- Чт-то?

- Таков мой путь. Короткий, но яркий.

- Я не верю!

- Зря.

- Даня…

Верещагин пригвоздил Лизу к месту, положив руки ей на плечи.

Проникновенно вглядываясь в глаза, вкрадчиво пробормотал:

- Но все лишится смысла, если он не узнает!

- Кто, он?

- Мой брат.

- Матвей? – она шумно сглотнула. – А о чем он должен узнать?

- О том, что известно нам обоим. Тебе и мне. Расскажи ему! Напомни о…

Мужчина резко замолчал, вглядываясь вдаль. А после сообщил:

- Время вышло. Пора мне. Заждались меня.

- О чем ты говоришь?

Ничего не ответив, Верещагин окунулся в воду, и бодро поплыл к другому берегу. Лиза попыталась кинуться за ним, но словно на невидимый барьер налетела. Вновь плюхнувшись на пятую точку, пронзительно закричала:

- Вернись!

Да толку ноль. Он преодолел уже бОльшую часть пути. А потом, будто преследуя его, в реку вошли другие люди. Угрюмые, злые и неизвестно откуда взявшиеся. Люди, в которых Лиза сразу же признала ЛжеГарика и Шмеля. Едва они достигли глубины, вода в реке вдруг почернела. Забурлила, точно кипяток, напуская над долиной густой непроглядный туман. А когда он развеялся и снова засветило солнце, на противоположный берег вышел… только Даня. Судя по всему, его и правда поджидали. Ибо из дома к нему навстречу высыпала целая толпа. И чем пристальнее Лиза разглядывала присутствующих, тем больше знакомых лиц видела. Настоящий Пескарь одобрительно похлопал его по плечу. Лариса… та самая, Пашкина Лариса… смущенно улыбаясь, протянула ему белоснежное полотенце. Кто-то обнял. Кто-то поцеловал. Кто-то просто кивнул. Словом, его не приветствовал только ленивый. В какой-то момент толпа расступилась, и… Лиза оцепенела, с бешено колотящимся сердцем лицезрея… своих собственных родителей.

Они уверенной поступью двигались вперед. Спокойные. Умиротворенные. Величественные, будто король с королевой. Мама светилась от счастья, бросая на отца выразительные взгляды. Отец же лишь довольно ухмылялся, прижимая к груди… двух младенцев. По одному в каждой руке. И от этого умилительного зрелища девушку внезапно обуял примитивный ужас.

«Чьи это дети? Чьи они?»

Долго гадать не пришлось. К отцу приблизилась чета Гордеевых. Не узнать родителей Андрея Лиза просто не могла. Трепеща от волнения, Юлия прижала к груди одного из малышей. По ее щекам потекли слезы. Даже сквозь приличное расстояние Лиза отчетливо слышала женский всхлип:

- Кровиночка наша!

- Сын? – участливо поинтересовался кто-то из толпы.

- Внук! – гордо ответил Владимир, целуя ребенка. – Первенец от первенца!

Тем временем ее отец поудобнее перехватил второго младенца, и потрепал того за розовую щечку. Черчилль никому не собирался его отдавать. И Лиза наконец догадалась, кого именно он так бережно прижимает к своей груди.

«Эта кроха – мой брат! Двоюродный брат. Нерожденный сын дяди Бори!»

Ошарашенная своими догадками, Лиза не сразу заметила, что люди начали расходиться, исчезая в стенах дома. Они уходили. Все куда-то уходили.

Причем, стремительно. И Гордеевы. И Пескарь. Лариса. Даня. И даже…

«Нет!»

Не в силах смириться, девушка закричала:

- Мама!

Да только родительница даже не обернулась. Лиза шагнула вперед, намереваясь пойти за ней, и снова налетела на невидимый барьер.

Но не отчаивалась. Собрав все силы в кулак, крикнула еще громче.

- МАМА! Стой! Мамочка? Мамуля? Ну, посмотри же ты на… меня!

Чуда не случилось, даже когда Лиза прохрипела ей вслед:

- Я люблю тебя! Слышишь? Я очень сильно… тебя… люблю!

Нет, она не слышала. Явно не слышала. Практически обнявшись, и воркуя с ребенком, ее родители с каждым шагом приближались к заветному крыльцу. Тогда, потеряв всякую надежду, Лиза истошно завопила, надрывая связки:

- Отец!

И застыла, точно парализованная, осознав, что… он сморит на нее в упор.

Вернее, они оба. Мама с теплотой. С нежностью. А папа – с гордостью.

С диким свирепым непоколебимым и абсолютным отцовским обожанием.

Улыбнувшись уголками рта, он произнес одну единственную фразу:

- Ты справилась!

И все вдруг исчезло. Вспыхнуло ярким светом, и растворилось в небытие.

А Лиза, задыхаясь от недостатка кислорода… наконец-то открыла глаза.

Глава 81

Первое, что она заметила – высокие потолки. Второе – ощутила очень специфический запах. Резкий. Неприятный. Смесь хлорки и лекарств.

Так обычно пахнут больницы. А судя по жесткой кровати, от которой знатно одеревенела спина, именно в больнице Лиза сейчас и находилась.

«Но… что произошло? И почему светит солнце? Уже утро?»

Мозг отказывался работать в полную силу. Соответственно и соображала девушка с большим трудом. Прислушавшись к внутренним ощущениям, поняла, что чувствует себя вполне сносно. Ну… за исключением сильной головной боли, пронзающей виски, точно стальными острыми иглами. И почти чудовищной жажды, от которой все пересохло во рту. А еще Лиза внезапно обнаружила, что кто-то крепко держит ее за руку, трепетно сжимая пальцы. Повернув голову, она невольно охнула. От нежности, затопившей душу, нещадно защипало в глазах. Совсем рядом, сдвинув их больничные кровати в одну большую, свернувшись калачиком спала Соня. Она-то и сжимала ее ладонь в своей горячей ладони, не отпуская даже во сне. Что ж, сомнений не осталось. Они и правда в больнице. В одной палате. Все вместе. Ведь у противоположной стены, устроившись на кушетке, дремал и Андрей.

Но… тревожно. Беспокойно. Едва заметно вздрагивая. Будто почувствовав ее взгляд, он открыл глаза, и уставился на нее в упор,