— Ты только подумай о цвете, — сказала Сюзи. — Я хочу сказать, что если ребенка делали Фрэнни и Младший, какого потрясного он будет цвета!

Но, как мне сказал Младший Джонс, ребенок Фрэнни и Младшего может оказаться любого цвета.

— Все что угодно — от кофе до молока, — любил говорить Младший.

— Ребенок любого цвета будет потрясного цвета, Сюзи, — сказал я ей. — Сама знаешь.

Но Сюзи требовалось в этом убедить.

Мне кажется, когда Сюзи увидит ребенка Фрэнни и Младшего, она тоже захочет ребенка. Во всяком случае, я на это надеюсь, потому что мне уже почти сорок, а Сюзи и того старше, и если мы собираемся завести ребенка, то ждать больше нельзя. Думаю, Фрэннин ребенок может нам помочь; с этим даже отец согласился, и даже Фрэнк.

И кто еще, кроме Фрэнни, мог быть настолько щедрой, чтобы родить ребенка специально для меня? Я хочу сказать, что с того дня в Вене, когда она пообещала заботиться о всех нас, пообещала быть для всех нас матерью, с того самого дня Фрэнни не расхолаживалась, не отступалась — и живущая в ней героиня по-прежнему на высоте: внутренняя Фрэннина героиня может играючи выжать весь наш танцзал с его штангами.

Это случилось как раз прошлой зимой, после большого снегопада. Фрэнни позвонила мне и сказала, что у нее будет ребенок — специально для меня. Фрэнни тогда было сорок, и она сказала, что после рождения ребенка запрет дверь в комнату, в которую никогда больше не вернется. Звонок прозвучал очень рано, и мы сначала подумали, что это звонит телефон горячей линии Сюзиного консультативного центра. Сюзи вскочила с кровати, думая, что ей предстоит расхлебывать очередной кризис, связанный с изнасилованием, но это оказался обычный звонок: звонила Фрэнни с Западного побережья. Они с Младшим засиделись за полночь, устроив праздник для двоих, и еще не ложились; она заметила, что в Калифорнии еще ночь. Голоса их звучали пьяновато и немного дурашливо, и Сюзи, буркнув, что так рано нам звонят только жертвы изнасилования, сунула трубку мне.

Я, как обычно, отчитался Фрэнни о работе нашего центра. Фрэнни пожертвовала на центр довольно крупную сумму денег, а Младший Джонс помог нам найти в Мэне хорошего юридического консультанта. Только в прошлом году Сюзин центр оказал медицинскую, психологическую и юридическую помощь девяносто одной жертве изнасилования или попытки изнасилования.

— Для Мэна не так уж и плохо, — сказала Фрэнни.

— Девяносто одна? — переспросил Младший Джонс. — Да в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе их каждый год девяносто одна тысяча, кто с чем.

Убедить Сюзи в том, что все это место в отеле «Нью-Гэмпшир» можно как-то использовать, не составило труда. Консультативный центр у нас вполне эффективный, и Сюзи обучила нескольких брунсвикских студенток отвечать на звонки горячей линии. Мне Сюзи строго-настрого запретила подходить к телефону горячей линии.

— Чего жертва изнасилования хочет меньше всего, — говорила она мне, — так это услышать паршивый мужской голос, хотя бы по телефону.

С отцом в этом плане были проблемы — он же не мог видеть, какой именно телефон звонит. Так что когда звонок застает его врасплох, отец теперь приучен кричать: «Телефон!» — даже если стоит рядом с аппаратом.

Как ни странно, хотя отец все еще думает, что отель «Нью-Гэмпшир» — настоящий отель, он не имеет ничего против консультаций по изнасилованию. То есть он знает, что Сюзи консультирует жертв изнасилования, но не догадывается, что это наше единственное занятие; иногда он заводит разговор с какой-нибудь жертвой, на несколько дней поселившейся в отеле «Нью-Гэмпшир», чтобы прийти в себя, и совершенно сбивает ее с толку, принимая за обычного постояльца.

Сидит, допустим, девушка на пристани, лелеет свое уединение, и тут, постукивая «луисвильским слаггером», появляется мой отец. Четверка, виляя хвостом, сообщает ему, что на причале кто-то есть.

— Эй, кто тут? — спрашивает он.

И, может быть, жертва изнасилования отвечает:

— Это всего лишь я, Сильвия.

— А, здравствуй, Сильвия, — говорит мой отец так, будто знал ее всю свою жизнь. — Ну и как тебе нравится наш отель, Сильвия?

И бедная Сильвия, думая, что мой отец называет консультативный центр по изнасилованию отелем исключительно из вежливости, из желания пощадить ее чувства, с готовностью принимает такую замену.

— О, это для меня очень много значит, — говорит она. — Ну то есть мне нужно выговориться, но я бы не хотела, чтобы меня заставляли о чем-то говорить, пока я сама не буду готова. А здесь очень мило: никто на тебя не давит, никто не говорит тебе, что ты должна ощущать или делать, но помогают тебе справиться с твоими чувствами — и это гораздо легче, чем если бы я все делала сама. Вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать, — говорит Сильвия.

— Конечно, я понимаю, что ты имеешь в виду, дорогая, — говорит отец, — мы же не первый год работаем. Именно таким и должен быть хороший отель: достаточное пространство, благоприятная атмосфера — это все, что тебе надо. В хорошем отеле пространство и атмосфера исполнены щедрости и сочувствия, хороший отель как будто нежно касается тебя или говорит тебе доброе слово именно тогда (и только тогда), когда тебе это нужно. Хороший отель всегда с тобой, — молвит отец, размахивая бейсбольной битой, как дирижерской палочкой, — но у тебя никогда не возникает чувство, что он дышит тебе в затылок.

— Да, наверно, так и должно быть, — скажет Сильвия, или Бетси, или Патрисия, Коломбина, Селли, Алисия, Констанция или Хоуп. — Это помогает мне как-то очиститься от происшедшего, но не насильно, а чтобы все произошло само собой, — скажет жертва.

— Да, ни в коем случае не насильно, — соглашается отец. — Хороший отель не должен ни к чему принуждать. Хороший отель — это в первую очередь отзывчивый отель, — говорит отец, не осознавая, что позаимствовал этот эпитет у Шраубеншлюсселя с его отзывчивой бомой.

— И все здесь такие славные, — говорит Сильвия.

— Именно! — восклицает отец. — В отличном отеле все и должны быть славными! — говорит он Сильвии или тому, кто готов его слушать. — В отличном отеле ты имеешь полное право ожидать именно этого. Ты приехала к нам, дорогая, как — извини уж за такое сравнение — калека, а мы — твои доктора и няньки.

— Да, это так, — соглашается Сильвия.

— Если ты приехала в настоящий отель разбитая на части, — не умолкает мой отец, — то уезжаешь оттуда собранной воедино. Мы просто собираем тебя заново, это, можно сказать, мистический процесс, в этом и суть отзывчивого пространства, о котором я толковал: никого нельзя собрать воедино силой, все должно произойти своим чередом. Мы предоставляем людям пространство, — говорит отец и благословляет жертву бейсбольной битой, как волшебной палочкой. — Пространство и свет, — говорит мой отец, будто святой, благословляющий другого святого.

Именно так, говорит Сюзи, и следует относиться к жертвам изнасилования: как к святым, как к постояльцам в отличном отеле. В отличном отеле каждый гость — почетный гость, и в отеле «Нью-Гэмпшир» каждая жертва изнасилования — гость почетный и святой.