Боль была такая сильная, что Анна не могла продолжать.

На следующий день она чувствовала себя немного лучше и приказала поверенному составить список того, что будет завещано матушке Лёве и камеристкам из ее личных покоев за труды и старания на службе ей и — в последнее время — в уходе за ней. После этого Анна отдохнула и съела немного супа. Вечером она перечислила завещанное ее джентльменам, йоменам и грумам, особо упомянув о том, что по одному фунту должно достаться каждому из детей ее слуг.

На третий день, чувствуя, что силы покидают ее, Анна указала, чтобы Вильгельму передали ее золотое кольцо с бриллиантом в форме сердца. Супруге Вильгельма она оставляла кольцо с рубином, а Эмили — другое бриллиантовое. Она вспомнила также о герцогине Саффолк, которая в прошлом была ей другом, и завещала той золотой перстень с граненым бриллиантом. Лорду Паджету Анна тоже завещала кольцо, потому что он проявил доброту к ней при их последней встрече.

«Пока этого достаточно», — сказала Анна поверенному. Боль мучила ее так жестоко, что она едва могла говорить. Посмотрела на свое исхудалое тело: оно едва виднелось под легким одеялом. Она буквально таяла на глазах.

В тот вечер Анна почувствовала в себе силы продолжить. Распорядилась, чтобы ее посуду, украшения, одежду и прочие вещи продали, дабы рассчитаться с долгами, сделать выплаты по завещанию и покрыть похоронные расходы.

Она вспомнила доктора Саймондса и мистера Бланди. Их следовало хорошо отблагодарить за труды. Не забыла Анна и своего духовника, которого просила молиться за нее, и свою старую прачку. Оставила деньги на обучение сирот, которым помогала из милосердия, и беднякам Ричмонда, Блетчингли, Хивера и Дартфорда.

Анну огорчало то, что она не может открыто признать Иоганна сыном или дать ему больше, чем другим слугам. Пришлось удовлетвориться тем, что она оставила ему ту же сумму, какую получат все остальные. Отто она завещала двадцать фунтов — все, что могла себе позволить. Малая цена за его многолетнюю преданность и за то, чем он был для нее долгие годы, но Отто поймет, и эти деньги помогут ему начать новую жизнь в Клеве.

На четвертый день Анна перечислила всех прочих людей, которых хотела упомянуть в своем завещании. Понимая, что ее немецкие слуги, вероятно, захотят вернуться домой, в Клеве, она оставила им деньги на дорогу.

— И наконец, — едва слышно проговорила Анна, — я твердо желаю, чтобы наша дражайшая и безмерно любимая правительница, королева Мария, проследила за исполнением моей последней воли и позаботилась о том, чтобы все было сделано наилучшим образом для успокоения моей души. В знак особого доверия и привязанности, которые я питаю к ее милости, я желаю передать ей свое лучшее украшение. И так как покойный отец ее величества, достопамятный король Генрих Английский говорил мне, что в случае моей смерти будет считать моих слуг своими, я прошу ее принять их в этот момент суровой нужды. И я хотела бы, чтобы второе мое лучшее украшение получила леди Елизавета.

Еще несколько заветов душеприказчикам, и дело было сделано. Поверенный подал ей документ, и она дрожащей рукой вывела: «Анна, дочь Клеве».

Он посмотрел на нее полными сочувствия глазами:

— Миледи, за свою жизнь я составил много завещаний, но не видел ни одного, в котором бы отражалась такая доброта и сострадание к окружающим. Да благословит вас Бог и да облегчит Он ваши страдания!

Священники оставались у постели больной всю ночь, стояли на коленях и молились. Анна чувствовала приближение смерти, но имелась еще одна вещь, которую нужно было сделать, прежде чем она покинет этот мир. Силы ее иссякали, она долго лежала и думала об этом, и вот решение созрело.

— Пошлите за Иоганном, — попросила она отца Отто Румпелло, прервав его молитву. — Это очень срочно.

Преподобный Отто внимательно посмотрел на нее, но поднялся с колен и торопливо вышел.

Когда явился Иоганн, явно пораженный изможденным видом Анны, она отослала священника прочь и потянулась к руке сына.

— Я умираю, — тихо проговорила Анна, — и хотела увидеть вас еще раз.

— Нет! — возразил Иоганн, и глаза его увлажнились. — Нет, вы не умрете.

Она сжала его руку, чтобы утешить, и сказала:

— Это Господня воля, и мы должны склониться перед ней. Я оставила вам кое-что по завещанию. Этого недостаточно, и я хочу, чтобы вы знали почему. Видите ли, мой дорогой Иоганн, даже сейчас я должна хранить это в тайне… — Анна так ослабела от охвативших ее чувств, что едва могла продолжать. Несколько мгновений она лежала молча, глядя в любимое лицо сына. Потом сделала над собой невероятное усилие и заговорила: — Мой дорогой мальчик, вы — мой сын, и Отто фон Вилих — ваш отец.

Иоганн таращился на нее, в его глазах дрожали слезы.

— Я сплю? — спросил он. — Честно говоря, я не знаю, что сказать.

— Не сердитесь на меня, что я не признавалась вам в этом, — с мольбой проговорила Анна. — Когда меня здесь не будет, поезжайте к своему отцу в Клеве, и он все вам объяснит. Я хочу, чтобы вы знали: я любила вас всем сердцем и для меня было трагедией, что я не могла признать вас своим сыном. Но я любила вас, и следила за вами, и тосковала, и эта моя любовь будет с вами, куда бы вы ни отправились. Вот мой истинный завет вам.

Иоганн наклонился к ней и нежно ее обнял; по его щекам текли слезы.

— Моя мать, — удивленно вымолвил он. — Наверное, я и сам об этом догадывался, потому что тоже любил вас.

— Скажите, что прощаете меня! — взмолилась Анна, тратя последние силы на то, чтобы обнять его как можно крепче.

— Я простил бы вам все, почтенная матушка, вы это знаете. — Иоганн плакал. — Я уверен, у вас были на то причины. И я горд, горд быть вашим сыном!

Тут боль как ножом пронзила грудь Анны. Она вскрикнула, обхватила себя руками, и Иоганн стал звать на помощь. Сбежались священник, доктор и дамы, даже матушка Лёве быстро приковыляла на своих хрустящих суставами ногах. Вскоре уже все придворные столпились в спальне.

Преподобный Отто совершил над Анной предсмертные обряды, а все стояли на коленях вокруг ее постели. Анна едва сознавала, что примиряется с Господом, боль была нестерпимая. Когда страдалица получила отпущение грехов и была помазана миром для последнего пути, она лежала и пыталась возвыситься над агонией. Матушка Лёве и Иоганн держали ее за руки, стоя по обе стороны кровати. Анна слышала, как плачут люди. Но им следовало радоваться: ее испытания скоро закончатся.

Потом вдруг боль ушла. И… вот он, входит в дверь, ее прекрасный, блистающий Отто, останавливается рядом с Иоганном, и они наконец становятся семьей, какой никогда не были прежде… Сердце Анны воспарило от счастья. Он вернулся за ней, как и обещал.

Анна Клевская была единственной из жен Генриха VIII, которая сподобилась чести быть упокоенной в Вестминстерском аббатстве. 3 августа 1557 года по приказанию королевы Марии ее тело с большой пышностью предали земле в южном трансепте, сбоку от главного алтаря. Королева пригласила соотечественника Анны, каменотеса Теодора Хавеуса приехать из Клеве и соорудить надгробие (кенотаф), на котором впервые в Англии появились изображения черепа и перекрещенных костей. Оно оставалось неоконченным и через сто лет после смерти Анны. Сегодня надгробие состоит из трехчастного основания, высеченного из мягкого известняка, по углам которого — пилястры с инициалами Анны, коронами и гербами Клеве, а между ними три резные панели с ренессансным орнаментом (две с прорезным, одна с рельефным), разделенные между собой и отделенные от пилястров узкими стилизованными вазами. С задней стороны неоконченный кенотаф Анны Клевской скрыт двумя другими, появившимися в XVII веке. Между ними видна надпись: «Anne of Cleves Queen of England. Born 1515. Died 1557» — «Анна Клевская, королева Англии. Родилась 1515. Умерла 1557», сделанная, правда, в 1970-е годы[52].