– Вначале докторша. Теперь этот член парламента. Не заметишь, как привыкнешь обхаживать власти.

Сид побелел. Фрэнки сжался, боясь получить новый град тумаков, но ошибся.

– Что ты вообще знаешь о докторше? – дрожащим от гнева голосом спросил Сид.

– Хозяин, да мне плевать, с кем ты трешься в постельке.

Сжав кулаки, Сид шагнул к нему. Фрэнки не сдвинулся с места.

– Ну давай бей. Мне не привыкать. Наше дело разваливается на части, и ты это позволяешь. Китайцы, евреи, итальянцы – все лезут в наши владения. Эта свора шелудивых собачонок подминает под себя наши курильни, бордели и пабы. А у Мэддена аппетиты шире. Ему мало владеть одной-двумя улицами. Ему весь берег подавай. Ты что, ослеп? Не видишь, что творится?

– Вижу, Фрэнки. Только мне плевать. Мэдден может забирать, что хочет. Все.

– Что-о? – оторопел Фрэнки. – Это же твое. Ты строил по кирпичику. Бился за власть.

Сид полез в карман и вытащил пистолет. То был один из полудюжины пистолетов, которые Фирма после налета на «Крепость» оставила себе. Он положил пистолет на стол.

– С меня хватит, – сказал Сид.

Фрэнки чувствовал, что у него перехватывает дыхание, останавливается сердце. Привычная жизнь рушилась. Боль от ударов Сида была пустяком по сравнению с другой болью, вызванной намерением хозяина уйти.

– Ну почему, хозяин? – тоном испуганного мальчишки спросил Фрэнки.

– Я больше не хочу такой жизни, Фрэнки, – тихо ответил Сид. – И никогда не хотел.

Сид в последний раз оглянулся по сторонам. Посмотрел на Дези и Оза. На зал «Баркентины». На реку за окном.

– Дез, ты теперь главный, – сказал он. – Дела с тобой я улажу. Со всеми вами. Дайте мне несколько дней. – А Фрэнки он сказал: – Слушайся Дези. Учись у него. Он знает об игре больше, чем все мы, вместе взятые.

Сид повернулся, приготовившись уйти. Глядя, как он идет к двери, как уходит от них, Фрэнки не выдержал. Недавняя печаль сменилась гневом.

– Что ты себе позволяешь?! – заорал он в спину Сиду. – Ты не можешь взять и уйти!

Сид в последний раз обернулся. Его усталые, измученные глаза встретились с глазами Фрэнки.

– Я уже ухожу. Позаботься о себе, парень.

И он ушел. 

Шейми, Альби и Уилла лежали в саду дома Олденов и смотрели на небо. Ночь была ясной, и звезды сверкали, как бриллианты.

– Уиллс, задай мне еще какой-нибудь вопрос, – попросил Шейми.

– Назови прямое восхождение Ориона.

– Пять часов.

– А склонение?

– Пять градусов.

– В пределах каких широт наблюдается?

– Между восемьдесят пятой и семьдесят пятой. Лучше всего виден в январе.

– Основные звезды созвездия?

– Альнилам, Альнитак, Бетельгейзе, Минтака и… сейчас вспомню… Ригель!

– А еще? – спросила Уилла. – Ты пропустил одну звезду.

– Нет там больше звезд. Ты пытаешься сбить меня с толку.

– Есть.

– И какая?

– Беллатрикс.

– А, черт!

Шейми терпеть не мог, когда его тыкают носом. Уилла легко называла созвездия и безошибочно перечисляла их характеристики. Он видел, как умело обращалась она с секстантом на семейной яхте. По части вычислений она превосходила и Шейми, и Альби и почти не уступала ее отцу – адмиралу Королевского флота.

– Мне никогда этого не запомнить, – вздохнул Шейми. – А Шеклтон требует знать такие вещи наизусть.

– Запомнишь, – ободрила его Уилла. – Зубрежка поможет. Пока плывешь в Гренландию, времени у тебя будет предостаточно.

– Не забывай, ему придется там ишачить, – усмехнулся Альби.

– Может, заткнешься! – рявкнул Шейми.

– Гляжу, тебя повысили. Из поварят произвели в собачьего надсмотрщика.

– Не слушай ты его, Шейми, – сказала Уилла, сама давясь от смеха. – Возьмешь с собой секстант. Плавание даст тебе отличную возможность поупражняться в навигации.

– Когда не нужно какашки убирать за собачками! – воскликнул Альби, заражая смехом и сестру.

Шейми сердито зыркнул на них.

До экспедиции оставалось еще несколько месяцев, но подготовка к ней шла полным ходом. Клементс Маркем и капитан Скотт вместе с Фритьофом Нансеном отбыли в Христианию, чтобы осмотреть «Фрам» и обсудить внутреннее устройство экспедиционного корабля. Два дня назад Шеклтон отправился в Данди, препираться с судоверфью. Шейми должен был ехать с ним, однако в последнюю минуту планы изменились. Было решено, что через три недели Шейми поедет в Гренландию и примет упряжку ездовых собак.

Шеклтон списывался с гренландскими заводчиками, пытаясь купить собак для экспедиции, но переписка результатов не дала. Скотт предложил купить русских собак. Шеклтон отказался. По его словам, гренландским собакам нет равных. Они крепче, быстрее бегают и способны выдерживать крайне низкие температуры. Неудивительно, что спрос на них велик. Шеклтон писал разным заводчикам, получая одинаковый ответ: у них не осталось собак для продажи. Однако Шеклтон был не из тех, кто смиряется с отказами. Он решил послать в Гренландию экспедиционного зоолога Эдварда Уилсона, снабдив внушительной суммой денег. Вместе с Уилсоном должен будет поехать и Шейми. Зоолог займется переговорами и покупкой, а когда собаки будут приобретены, забота о них ляжет на плечи Шейми. Ему предстояло кормить и поить их, вычесывать, следить за тем, чтобы они достаточно двигались, и даже петь им.

– Сэр, вы сказали… петь? – спросил Шейми, думая, что ослышался.

– Да, петь. Собаки, как и люди, подвержены приступам ностальгии, – ответил Шеклтон. – Если они погрустнели, пой им песни. Это их взбодрит. Не обижайся, парень, но для экспедиции эти собачки ценнее тебя. Я хочу, чтобы они были здоровыми и довольными.

После разговора, заметив мрачную физиономию Шейми, Уилсон сказал, что ему повезло. А то ведь мог застрять на каком-нибудь складе в Данди, считая бульонные кубики «Оксо» и банки сардин вместе со вторым коком Кларком и стюардом Блиссетом.

Шейми пихнули в бок. Он повернулся лицом к Уилле.

– Хватит дуться, – сказала она. – Это же лучше, чем торговать апельсинами или чаем.

Она озорно улыбалась. На лице играл румянец. Сегодня у Олденов был официальный семейный обед, и Уилле пришлось одеться подобающим образом: шелковое платье цвета слоновой кости, кружевные чулки и туфли на высоком каблуке. А ведь она красивая, решил Шейми.

– Ты права. Это лучше, – согласился он, продолжая смотреть на нее.

Шейми думал, Уилла покраснеет, но она не покраснела, и он первый отвел взгляд.